Неточные совпадения
Другой гость, Кукушкин, действительный статский советник из молодых, был небольшого роста и отличался
в высшей степени неприятным выражением, какое придавала ему несоразмерность его толстого, пухлого туловища с маленьким, худощавым лицом.
Кукушкин льстил слабостям Орлова, его испорченности, сытости; чтобы понравиться ему, он прикидывался злым насмешником и безбожником, критиковал вместе с ним тех, перед кем
в другом месте рабски ханжил.
Тогда он впустил ее
в кабинет, и она высказала ему все и призналась, что любит
другого, что этот
другой ее настоящий, самый законный муж, и она считает долгом совести сегодня же переехать к нему, несмотря ни на что, хотя бы
в нее стреляли из пушек.
Любовь и мужчина составляют главную суть ее жизни, и, быть может,
в этом отношении работает
в ней философия бессознательного; изволь-ка убедить ее, что любовь есть только простая потребность, как пища и одежда, что мир вовсе не погибает от того, что мужья и жены плохи, что можно быть развратником, обольстителем и
в то же время гениальным и благородным человеком, и с
другой стороны — можно отказываться от наслаждений любви и
в то же время быть глупым, злым животным.
— Вы не
в духе. Завтра вы будете
в другом настроении и поймете, что нельзя гнать человека только потому, что вы подозреваете его
в чем-то.
— Жорж, дорогой мой, я погибаю! — сказала она по-французски, быстро опускаясь перед Орловым и кладя голову ему на колени. — Я измучилась, утомилась и не могу больше, не могу…
В детстве ненавистная, развратная мачеха, потом муж, а теперь вы… вы… Вы на мою безумную любовь отвечаете иронией и холодом… И эта страшная, наглая горничная! — продолжала она, рыдая. — Да, да, я вижу: я вам не жена, не
друг, а женщина, которую вы не уважаете за то, что она стала вашею любовницей… Я убью себя!
В первые недели она смеялась и пела свою песенку, даже когда Орлова не было дома, но уже на
другой месяц у нас
в квартире была унылая тишина, нарушаемая только по четвергам.
Я думал, что если бы ему понадобилось обмануть своего министра или
другого сильного человека, то он употребил бы на это много энергии и искусства, тут же, чтобы обмануть женщину, сгодилось, очевидно, то, что первое пришло
в голову; удастся обман — хорошо, не удастся — беда не велика, можно будет солгать во второй раз так же просто и скоро, не ломая головы.
Она уже нюхом чуяла, что Зинаиде Федоровне осталось у нас недолго жить, и, чтобы не упустить времени, тащила все, что попадалось на глаза, — флаконы, черепаховые шпильки, платки, ботинки. На
другой день Нового года Зинаида Федоровна позвала меня
в свою комнату и сообщила мне вполголоса, что у нее пропало черное платье. И потом ходила по всем комнатам бледная, с испуганным и негодующим лицом и разговаривала сама с собой...
— Незачем вам тут стоять. Вы уходите отсюда совсем… совсем! — продолжала Зинаида Федоровна, вставая
в сильном волнении. — Можете искать себе
другое место. Сейчас же уходите!
Если он слишком заигрался
в карты, думал я, или успел уже увлечься
другою женщиной, то, конечно, напомнят ему о нас и Грузин и Кукушкин.
Тотчас же слышался
другой звонок, я бежал к комнате, что рядом с кабинетом, и Зинаида Федоровна, просунув
в дверь голову, спрашивала: «Кто это звонил?» А сама смотрела мне на руки — нет ли
в них телеграммы.
Послышался истерический плач, с хохотом.
В гостиной что-то небольшое упало со стола и разбилось. Орлов пробрался из кабинета
в переднюю через
другую дверь и, трусливо оглядываясь, быстро надел шинель и цилиндр и вышел.
Нельзя уже было сомневаться: во мне произошла перемена, я стал
другим. Чтобы проверить себя, я начал вспоминать, но тотчас же мне стало жутко, как будто я нечаянно заглянул
в темный, сырой угол. Вспомнил я своих товарищей и знакомых, и первая мысль моя была о том, как я теперь покраснею и растеряюсь, когда встречу кого-нибудь из них. Кто же я теперь такой? О чем мне думать и что делать? Куда идти? Для чего я живу?
Какие роковые, дьявольские причины помешали вашей жизни развернуться полным весенним цветом, отчего вы, не успев начать жить, поторопились сбросить с себя образ и подобие божие и превратились
в трусливое животное, которое лает и этим лаем пугает
других оттого, что само боится?
«Но вот вопрос, — продолжал я. — Отчего мы утомились? Отчего мы, вначале такие страстные, смелые, благородные, верующие, к тридцати — тридцати пяти годам становимся уже полными банкротами? Отчего один гаснет
в чахотке,
другой пускает пулю
в лоб, третий ищет забвения
в водке, картах, четвертый, чтобы заглушить страх и тоску, цинически топчет ногами портрет своей чистой, прекрасной молодости? Отчего мы, упавши раз, уже не стараемся подняться и, потерявши одно, не ищем
другого? Отчего?
— Сенатор и ревизия были придуманы, чтобы обмануть вас.
В январе он так же, как и теперь, никуда не уезжал, а жил у Пекарского, и я виделся с ним каждый день и участвовал
в обмане. Вами тяготились, ваше присутствие здесь ненавидели, над вами смеялись… Если бы вы могли подслушать, как он и его
друзья здесь издевались над вами и вашею любовью, то вы не остались бы здесь ни одной минуты! Бегите отсюда! Бегите!
Это была уверенность, как будто синее холодное небо содержало
в себе пророчество, но через мгновение я думал уже о
другом и верил
в другое.
Не знаю, оттого ли, что я видел ее теперь при
другой обстановке, далеко не роскошной, и что отношения наши были уже иные, или, быть может, сильное горе положило уже на нее свою печать, она не казалась теперь такою изящною и нарядною, как всегда; фигура у нее стала как будто мельче,
в движениях,
в походке,
в ее лице я заметил излишнюю нервность, порывистость, как будто она спешила, и не было прежней мягкости даже
в ее улыбке.
— Не могу я говорить. Простите, я теперь
в таком настроении, когда хочется быть одной. И, пожалуйста, Владимир Иванович, когда
в другой раз захотите войти ко мне, то предварительно постучите
в дверь.
Убеждения ваши изменились, вы стали
другим человеком, и никто не винит вас
в этом — убеждения не всегда
в нашей власти, но… но, Владимир Иваныч, бога ради, зачем вы неискренни? — продолжала она тихо, подходя ко мне.
— Владимир Иваныч, — сказала она и взяла меня за обе руки. — Вы много пережили и испытали, знаете больше, чем я; подумайте серьезно и скажите: что мне делать? Научите меня. Если вы сами уже не
в силах идти и вести за собой
других, то по крайней мере укажите, куда мне идти. Согласитесь, ведь я живой, чувствующий и рассуждающий человек. Попасть
в ложное положение… играть какую-то нелепую роль… мне это тяжело. Я не упрекаю, не обвиняю вас, а только прошу.
— И еще я хочу сказать, — продолжал я. — Служить идее можно не
в одном каком-нибудь поприще. Если ошиблись, изверились
в одном, то можно отыскать
другое. Мир идей широк и неисчерпаем.
Я зашел к Зинаиде Федоровне с таким чувством, как будто я был отцом ребенка. Она лежала с закрытыми глазами, худая, бледная,
в белом чепчике с кружевами. Помню, два выражения были на ее лице: одно равнодушное, холодное, вялое,
другое детское и беспомощное, какое придавал ей белый чепчик. Она не слышала, как я вошел, или, быть может, слышала, но не обратила на меня внимания. Я стоял, смотрел на нее и ждал.
А на
другой день
в полдень Зинаида Федоровна скончалась.
На
другой же день по приезде
в Петербург я отправился к Орлову. Отворил мне толстый старик с рыжими бакенами и без усов, по-видимому немец. Поля, убиравшая
в гостиной, не узнала меня, но зато Орлов узнал тотчас же.
— Но, простите, я не знаю, при чем тут Красновский, — сказал я, тоже вставая и подходя к картине
в другом конце кабинета.
Мы помолчали. Орлов, очевидно, боялся, что я опять заговорю о девочке, и, чтобы отвлечь мое внимание
в другую сторону, сказал...
Ни единый волос не падает с головы без воли отца небесного, —
другими словами,
в природе и
в человеческой среде ничто не творится так себе.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем
другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Одно плохо: иной раз славно наешься, а
в другой чуть не лопнешь с голоду, как теперь, например.
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает
в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры
другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)