Вошла Спивак, утомленно
села на кушетку. Корвин тотчас же развязно подвинул к ней стул, сел, подтянул брюки, обнаружив клетчатые носки; колени у него были толстые и круглые, точно двухпудовые гири. Наглый шепот и развязность регента возмутили Самгина, у него вспыхнуло желание сейчас же рассказать Елизавете Львовне, но она взглянула обидно сравнивающим взглядом на него, на Корвина и, перелистывая ноты, осведомилась:
Татьяна Марковна тяжело встала на ноги и
села на кушетку. Вера подала ей одеколон и воды, смочила ей виски, дала успокоительных капель и сама села на ковре, осыпая поцелуями ее руки.
Бессеменов. Знаю я… Всё знаю… (Уходит в сени. Елена пожимает плечами вслед ему. Проходит к окнам,
садится на кушетку и, закинув руки за шею, о чем-то думает. На лице у нее является улыбка, она мечтательно закрывает глаза. Петр входит, сумрачный, растрепанный. Он встряхивает головой, как бы желая сбросить с нее что-то. Видит Елену, останавливается.)
Федосья. Ась? (Оглядывается, садится у стола, распутывая своё вязанье, и, как всегда, что-то шепчет. По столовой, разговаривая, проходят Пётр и Софья, потом Софья
садится на кушетку, Пётр на пол, к её ногам. Затем вбегает Вера, садится рядом с матерью, поправляя растрёпанную причёску.)
Неточные совпадения
— Гроб поставили в сарай… Завтра его отнесут куда следует. Нашлись люди. Сто целковых. Н-да! Алина как будто приходит в себя. У нее — никогда никаких истерик! Макаров… — Он подскочил
на кушетке,
сел, изумленно поднял брови. — Дерется как! Замечательно дерется, черт возьми! Ну, и этот… Нет, — каков Игнат, а? — вскричал он, подбегая к столу. — Ты заметил, понял?
Поставив лампу
на столик, за изголовьем Веры, она сама
села напротив,
на кушетку, так тихо, что не стукнула лампа у ней, когда она ставила ее
на столик, не заскрипела
кушетка, когда она
садилась.
Он наклонился к ней и, по-видимому, хотел привести свое намерение в исполнение. Она замахала руками в непритворном страхе, встала с
кушетки, подняла штору, оправилась и
села прямо, но лицо у ней горело лучами торжества. Она была озарена каким-то блеском — и, опустив томно голову
на плечо, шептала сладостно:
Полежав там минут пять, он перешел
на кушетку, потом
садился на стул, но вскакивал опять и нигде не находил покоя.
Войдя в свой дом, Лизавета Прокофьевна остановилась в первой же комнате; дальше она идти не могла и опустилась
на кушетку, совсем обессиленная, позабыв даже пригласить князя
садиться. Это была довольно большая зала, с круглым столом посредине, с камином, со множеством цветов
на этажерках у окон и с другою стеклянною дверью в сад, в задней стене. Тотчас же вошли Аделаида и Александра, вопросительно и с недоумением смотря
на князя и
на мать.