Неточные совпадения
Он хлопочет об улучшении человеческой породы, и в этом отношении мы для него только рабы, мясо для пушек, вьючные животные; одних бы он уничтожил или законопатил на каторгу, других скрутил бы дисциплиной, заставил бы, как Аракчеев, вставать и ложиться
по барабану, поставил бы евнухов, чтобы стеречь наше целомудрие и нравственность,
велел бы стрелять во всякого, кто выходит за
круг нашей узкой, консервативной морали, и все это во имя улучшения человеческой породы…
Неточные совпадения
— Вот и Крестовая! — сказал мне штабс-капитан, когда мы съехали в Чертову долину, указывая на холм, покрытый пеленою снега; на его вершине чернелся каменный крест, и мимо его
вела едва-едва заметная дорога,
по которой проезжают только тогда, когда боковая завалена снегом; наши извозчики объявили, что обвалов еще не было, и, сберегая лошадей, повезли нас
кругом.
Изредка появлялся Диомидов; его визиты подчинялись закону некой периодичности; он как будто медленно ходил
по обширному
кругу и в одной из точек окружности натыкался на квартиру Самгиных.
Вел он себя так, как будто оказывал великое одолжение хозяевам тем, что вот пришел.
— И! нет, какой характер! Не глупа, училась хорошо, читает много книг и приодеться любит. Поп-то не бедный: своя земля есть. Михайло Иваныч, помещик, любит его, — у него там полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю; лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп умный, из молодых — только уж очень по-светски
ведет себя: привык там в помещичьем
кругу. Даже французские книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы к рясе…
Копыта загремели
по доскам, щелкнул кнут, и Петя, малый лет сорока, рябой и смуглый, выскочил из конюшни вместе с серым, довольно статным жеребцом, дал ему подняться на дыбы, пробежал с ним раза два
кругом двора и ловко осадил его на показном месте. Горностай вытянулся, со свистом фыркнул, закинул хвост,
повел мордой и покосился на нас.
Мой отец
по воспитанию,
по гвардейской службе,
по жизни и связям принадлежал к этому же
кругу; но ему ни его нрав, ни его здоровье не позволяли
вести до семидесяти лет ветреную жизнь, и он перешел в противуположную крайность. Он хотел себе устроить жизнь одинокую, в ней его ждала смертельная скука, тем более что он только для себя хотел ее устроить. Твердая воля превращалась в упрямые капризы, незанятые силы портили нрав, делая его тяжелым.