И словно кто толкнул меня по мозгам! У одной из сторублевок я увидел обожженные края и совершенно
сгоревший угол… Это была та самая сторублевка, которую я хотел сжечь на огне Шандора, когда граф отказался взять ее у меня на уплату цыганам, и которую поднял Пшехоцкий, когда я бросил ее на землю.