Неточные совпадения
Но если красота в природе в строгом смысле не может назваться преднамеренною, как и все действование сил природы, то, с другой стороны, нельзя сказать, чтобы вообще природа не стремилась к
произведению прекрасного; напротив,
понимая прекрасное, как полноту жизни, мы должны будем признать, что стремление к жизни, проникающее всю природу, есть вместе и стремление к
произведению прекрасного.
Не будем говорить о том, часто ли и в какой степени художник и поэт ясно
понимают, что именно выразится в их
произведении, — бессознательность художнического действования давно уже стала общим местом, о котором все толкуют; быть может, нужнее ныне резко выставлять на вид зависимость красоты
произведения от сознательных стремлений художника, нежели распространяться о том, что
произведения истинно творческого таланта имеют всегда очень много непреднамеренности, инстинктивности.
После всего этого трудно не сказать, что в действительности есть много событий, которые надобно только знать,
понять и уметь рассказать, чтоб они в чисто прозаическом рассказе историка, писателя мемуаров или собирателя анекдотов отличались от настоящих «поэтических
произведений» только меньшим объемом, меньшим развитием сцен, описаний и тому подобных подробностей.
Но если под прекрасным
понимать то, что понимается в этом определении, — полное согласие идеи и формы, то из стремления к прекрасному надобно выводить не искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству идеи и образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого
произведения или изделия; выводя из стремления к прекрасному искусство, мы смешиваем два значения этого слова: 1) изящное искусство (поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству идеи и формы.
Неточные совпадения
— Кто ж его знает! — ответил Базаров, — всего вероятнее, что ничего не думает. — Русский мужик — это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. [Госпожа Ратклиф (Редклифф) — английская писательница (1764–1823). Для ее
произведений характерны описания фантастических ужасов и таинственных происшествий.] Кто его
поймет? Он сам себя не
понимает.
«А она не
поймет этого, — печально думал он, — и сочтет эти, ею внушенные и ей посвящаемые
произведения фантазии — за любовную чепуху! Ужели и она не
поймет: женщина! А у ней, кажется, уши такие маленькие, умные…»
— Bonjur! — сказала она, — не ждали? Вижю, вижю! Du courage! [Смелее! (фр.)] Я все
понимаю. А мы с Мишелем были в роще и зашли к вам. Michel! Saluez donc monsieur et mettez tout cela de côte! [Мишель! Поздоровайтесь же и положите все это куда-нибудь! (фр.)] Что это у вас? ах, альбомы, рисунки,
произведения вашей музы! Я заранее без ума от них: покажите, покажите, ради Бога! Садитесь сюда, ближе, ближе…
По этаким надобностям, может быть выводят и уводят людей в своих
произведениях твои великие художники, а я, хоть и плохой писатель, а все-таки несколько получше
понимаю условия художественности.
Педанты, которые каплями пота и одышкой измеряют труд мысли, усомнятся в этом… Ну, а как же, спросим мы их, Прудон и Белинский, неужели они не лучше
поняли — хоть бы методу Гегеля, чем все схоласты, изучавшие ее до потери волос и до морщин? А ведь ни тот, ни другой не знали по-немецки, ни тот, ни другой не читали ни одного гегелевского
произведения, ни одной диссертации его левых и правых последователей, а только иногда говорили об его методе с его учениками.