И когда она просыпается поздно поутру, уж вместо всех прежних слов все только борются два слова с одним словом: «не увижусь» — «увижусь» — и так идет все утро; забыто все, забыто все в этой борьбе, и то слово, которое побольше, все хочет удержать при себе маленькое слово, так и хватается за него, так и держит его: «не увижусь»; а маленькое слово все отбегает и пропадает, все отбегает и пропадает: «увижусь»; забыто все, забыто все, в усилиях большего слова удержать при себе маленькое, да, и оно удерживает его, и зовет на помощь себе другое маленькое слово, чтобы некуда было отбежать этому прежнему маленькому слову: «нет, не увижусь»… «нет, не увижусь», — да, теперь два слова крепко держат между собою изменчивое
самое маленькое слово, некуда уйти ему от них, сжали они его между собою: «нет, не увижусь» — «нет, не увижусь»…
Неточные совпадения
В то же
самое утро, часу в 12-м, молодая дама сидела в одной из трех комнат
маленькой дачи на Каменном острову, шила и вполголоса напевала французскую песенку, бойкую, смелую.
Однажды, — Вера Павловна была еще тогда
маленькая; при взрослой дочери Марья Алексевна не стала бы делать этого, а тогда почему было не сделать? ребенок ведь не понимает! и точно,
сама Верочка не поняла бы, да, спасибо, кухарка растолковала очень вразумительно; да и кухарка не стала бы толковать, потому что дитяти этого знать не следует, но так уже случилось, что душа не стерпела после одной из сильных потасовок от Марьи Алексевны за гульбу с любовником (впрочем, глаз у Матрены был всегда подбитый, не от Марьи Алексевны, а от любовника, — а это и хорошо, потому что кухарка с подбитым глазом дешевле!).
— Maman, это не принято нынче; я не
маленький мальчик, чтоб вам нужно было водить меня за руку. Я
сам знаю, куда иду.
Тут всего было: танцовали в 16 пар, и только в 12 пар, зато и в 18, одну кадриль даже в 20 пар; играли в горелки, чуть ли не в 22 пары, импровизировали трое качелей между деревьями; в промежутках всего этого пили чай, закусывали; с полчаса, — нет,
меньше, гораздо
меньше, чуть ли не половина компании даже слушала спор Дмитрия Сергеича с двумя студентами,
самыми коренными его приятелями из всех младших его приятелей; они отыскивали друг в друге неконсеквентности, модерантизм, буржуазность, — это были взаимные опорочиванья; но, в частности, у каждого отыскивался и особенный грех.
— Настасья Борисовна, я имела такие разговоры, какой вы хотите начать. И той, которая говорит, и той, которая слушает, — обеим тяжело. Я вас буду уважать не
меньше, скорее больше прежнего, когда знаю теперь, что вы иного перенесли, но я понимаю все, и не слышав. Не будем говорить об этом: передо мною не нужно объясняться. У меня
самой много лет прошло тоже в больших огорчениях; я стараюсь не думать о них и не люблю говорить о них, — это тяжело.
— Безостановочно продолжает муж после вопроса «слушаешь ли», — да, очень приятные для меня перемены, — и он довольно подробно рассказывает; да ведь она три четверти этого знает, нет, и все знает, но все равно: пусть он рассказывает, какой он добрый! и он все рассказывает: что уроки ему давно надоели, и почему в каком семействе или с какими учениками надоели, и как занятие в заводской конторе ему не надоело, потому что оно важно, дает влияние на народ целого завода, и как он кое-что успевает там делать: развел охотников учить грамоте, выучил их, как учить грамоте, вытянул из фирмы плату этим учителям, доказавши, что работники от этого будут
меньше портить машины и работу, потому что от этого пойдет уменьшение прогулов и пьяных глаз, плату
самую пустую, конечно, и как он оттягивает рабочих от пьянства, и для этого часто бывает в их харчевнях, — и мало ли что такое.
Но Вера Павловна, как человек не посторонний, конечно, могла чувствовать только томительную сторону этой медленности, и
сама представила фигуру, которою не
меньше мог потешиться наблюдатель, когда, быстро севши и торопливо, послушно сложив руки,
самым забавным голосом, то есть голосом мучительного нетерпения, воскликнула: «клянусь!»
Нет, хоть и думается все это же, но думаются еще четыре слова, такие
маленькие четыре слова: «он не хочет этого», и все больше и больше думаются эти четыре
маленькие слова, и вот уж солнце заходит, а все думается прежнее и эти четыре
маленькие слова; и вдруг перед
самым тем временем, как опять входит неотвязная Маша и требует, чтобы Вера Павловна пила чай — перед
самым этим временем, из этих четырех
маленьких слов вырастают пять других
маленьких слов: «и мне не хочется этого».
Но и благодетельная Маша ненадолго прогнала эти пять
маленьких слов, сначала они
сами не смели явиться, они вместо себя прислали опровержение себе: «но я должна ехать», и только затем прислали, чтобы
самим вернуться, под прикрытием этого опровержения: в один миг с ним опять явились их носители, четыре
маленькие слова, «он не хочет этого», и в тот же миг эти четыре
маленькие слова опять превратились в пять
маленьких слов: «и мне не хочется этого».
И думается это полчаса, а через полчаса эти четыре
маленькие слова, эти пять
маленьких слов уже начинают переделывать по своей воле даже прежние слова,
самые главные прежние слова: и из двух
самых главных слов «я поеду» вырастают три слова: уж вовсе не такие, хоть и те же
самые: «поеду ли я?» — вот как растут и превращаются слова!
При порядочной прислуге разве не пошло бы все почти так же, хотя бы я гораздо
меньше занималась
сама?
Ты понимаешь, отчего они получают больше дохода: они работают на свой собственный счет, они
сами хозяйки; потому они получают ту долю, которая оставалась бы в прибыли у хозяйки магазина. Но это не все: работая в свою собственную пользу и на свой счет, они гораздо бережливее и на материал работы и на время: работа идет быстрее, и расходов на нее
меньше.
Понятна эта разница: кухмистер, готовя обед на 20 человек или
меньше, должен
сам содержаться из этих денег, иметь квартиру, иметь прислугу.
На
самом деле, выгода больше: возьмем в пример квартиру; если б эти комнаты отдавать в наем углами, тут жило бы: в 17 комнатах с 2 окнами по 3 и по 4 человека, — всего, положим, 55 человек; в 2 комнатах с 3 окнами по б человек и в 2 с 4 окнами по 9 человек, 12 и 18, всего 30 человек, и 55 в
маленьких комнатах, — в целой квартире 85 человек; каждый платил бы по З р. 50 к. в месяц, это значит 42 р. в год; итак, мелкие хозяева, промышляющие отдачею углов внаймы, берут за такое помещение — 42 руб, на 85, — 3 570 руб.