Та ли это Жюли, которую знает вся аристократическая молодежь Петербурга? Та ли это Жюли, которая отпускает штуки, заставляющие краснеть иных повес? Нет, это княгиня,
до ушей которой никогда не доносилось ни одно грубоватое слово.
Г-жа Простакова. Пока он отдыхает, друг мой, ты хоть для виду поучись, чтоб дошло
до ушей его, как ты трудишься, Митрофанушка.
И, к удивлению своему, Долли увидала, что Анна покраснела
до ушей, до вьющихся черных косиц на шее.
Он бросил фуражку с перчатками на стол и начал обтягивать фалды и поправляться перед зеркалом; черный огромный платок, навернутый на высочайший подгалстушник, которого щетина поддерживала его подбородок, высовывался на полвершка из-за воротника; ему показалось мало: он вытащил его кверху
до ушей; от этой трудной работы, — ибо воротник мундира был очень узок и беспокоен, — лицо его налилось кровью.
Покамест все это было еще судейская тайна и
до ушей его не дошло, хотя верная записка юрисконсульта, которую он вскоре получил, несколько дала ему понять, что каша заварится.
Неточные совпадения
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — //
До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем
ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Стародум. О сударыня!
До моих
ушей уже дошло, что он теперь только и отучиться изволил. Я слышал об его учителях и вижу наперед, какому грамотею ему быть надобно, учася у Кутейкина, и какому математику, учася у Цыфиркина. (К Правдину.) Любопытен бы я был послушать, чему немец-то его выучил.
А вор-новотор этим временем дошел
до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на
ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Анне было так ясно, что никому нечему было радоваться, что этот смех раздражил ее
до боли, и ей хотелось заткнуть
уши, чтобы не слыхать его.
Вронский снял с своей головы мягкую с большими полями шляпу и отер платком потный лоб и отпущенные
до половины
ушей волосы, зачесанные назад и закрывавшие его лысину. И, взглянув рассеянно на стоявшего еще и приглядывавшегося к нему господина, он хотел пройти.