— Юлико, — насколько возможно спокойно проговорила я, — когда умирала деда, она не боялась смерти. Она видела ангелов, пришедших за нею, и дивный престол Господа… Около престола стояли ликующие серафимы, и деда пошла к ним с охотой, она не плакала…
Темный ангел пришел к ней так тихо, что никто его не заметил…
— Юлико умер, потому что Господь прислал за ним
темного ангела смерти… Господь знал, когда должен умереть Юлико. Я не виновата. Мамао [Мамао — батюшка, священник.] говорит, что люди невольны ни в жизни, ни в смерти. Правда, мамао?
«„Завтра князь горийский найдет в своем саду труп своей дочери!!“ — переливалось на тысячу ладов в моих ушах. — Завтра меня не будет! Ангел смерти прошел так близко, что его крыло едва не задело меня… Завтра оно меня накроет… Завтра я буду трупом… Мой бедный отец останется одиноким… И на горийском кладбище поднимется еще новый холмик… Живая я ушла с моей родины, мертвую судьба возвращает меня ей.
Темный Ангел близко!..»
Отсюда получило свое начало, может быть не всегда уместное ее полупрезрительное отношение ко всем ее
темным ангелам, не исключая самого старшего из них, Павла Николаевича Горданова.
Неточные совпадения
Узнал ли ты приют укромный, // Где мирный
ангел обитал, // И сад, откуда ночью
тёмной // Ты вывел в степь…
Любовь Андреевна(глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О сад мой! После
темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья,
ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!
Когда читавшая инокиня оглянулась зачем-то к Таисье, Нюрочке показалось, что она видит
ангела: из
темной рамы «иночества» на нее глянуло бледное лицо неземной красоты.
Положив красивые руки на колени, старец сидел прямо и неподвижно, а сзади него и по бокам стояли цветы в горшках: пёстрая герань, пышные шары гортензии, розы и ещё много ярких цветов и сочной зелени;
тёмный, он казался иконой в богатом киоте, цветы горели вокруг него, как самоцветные камни, а русокудрый и румяный келейник, напоминая
ангела, усиливал впечатление святости.
Вместе с этим слабым детским криком как словно какой-то животворный луч солнца глянул неожиданно в
темную, закоптелую избу старого рыбака, осветил все лица, все углы, стены и даже проник в самую душу обывателей; казалось, ангел-хранитель новорожденного младенца осенил крылом своим дом Глеба, площадку, даже самые лодки, полузанесенные снегом, и дальнюю, подернутую туманом окрестность.