Когда я, одиннадцати лет, в Лозанне, на своей первой и единственной настоящей исповеди рассказала об этом католическому священнику — невидимому и так потом и не
увиденному — он, верней тот, за черной решеткой, те черные глаза из-за черной решетки сказали мне...