Тяга была прекрасная. Степан Аркадьич убил еще две штуки и Левин двух, из которых одного не нашел. Стало темнеть. Ясная, серебряная Венера низко на западе уже сияла из-за березок своим нежным блеском, и высоко на востоке уже переливался своими красными огнями мрачный Арктурус.
Над головой у себя Левин ловил и терял звезды Медведицы. Вальдшнепы уже перестали летать; но Левин решил подождать еще, пока видная ему ниже сучка березы Венера перейдет выше его и когда ясны будут везде звезды Медведицы.
Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, — только небо
над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны.
— А-а! каблуками бить да еще браниться! — закричал Сережа, схватив в руки лексикон и взмахнув
над головою несчастного, который и не думал защищаться, а только закрывал руками голову.
Ничто в спокойной наружности его не говорило о том напряжении чувства, гул которого, подобно гулу огромного колокола, бьющего
над головой, мчался во всем его существе оглушительным нервным стоном.
Неточные совпадения
— // Я не сержусь на глупого, // Я сам
над ним смеюсь!» // «Какой ты добрый!» — молвила // Сноха черноволосая // И старика погладила // По белой
голове.
Крестьяне разом глянули // И
над водой увидели // Две
головы: мужицкую.
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить,
над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова
головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.
Как бык, покорно опустив
голову, он ждал обуха, который, он чувствовал, был
над ним поднят.
Гладиатор и Диана подходили вместе, и почти в один и тот же момент: раз-раз, поднялись
над рекой и перелетели на другую сторону; незаметно, как бы летя, взвилась за ними Фру-Фру, но в то самое время, как Вронский чувствовал себя на воздухе, он вдруг увидал, почти под ногами своей лошади, Кузовлева, который барахтался с Дианой на той стороне реки (Кузовлев пустил поводья после прыжка, и лошадь полетела с ним через
голову).