Неточные совпадения
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому,
с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и
тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато
ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.
Правда, вы в
то же самое время чувствовали, что подружиться, действительно сблизиться он
ни с кем не мог, и не мог не оттого, что вообще не нуждался в других людях, а оттого, что вся жизнь его ушла на время внутрь.
А теперь я от себя прибавлю только
то, что на другой же день мы
с Ермолаем чем свет отправились на охоту, а
с охоты домой, что чрез неделю я опять зашел к Радилову, но не застал
ни его,
ни Ольги дома, а через две недели узнал, что он внезапно исчез, бросил мать, уехал куда-то
с своей золовкой.
И вот чему удивляться надо: бывали у нас и такие помещики, отчаянные господа, гуляки записные, точно; одевались почитай что кучерами и сами плясали, на гитаре играли, пели и пили
с дворовыми людишками,
с крестьянами пировали; а ведь этот-то, Василий-то Николаич, словно красная девушка: все книги читает али пишет, а не
то вслух канты произносит, —
ни с кем не разговаривает, дичится, знай себе по саду гуляет, словно скучает или грустит.
Мы пошли было
с Ермолаем вдоль пруда, но, во-первых, у самого берега утка, птица осторожная, не держится; во-вторых, если даже какой-нибудь отсталый и неопытный чирок и подвергался нашим выстрелам и лишался жизни,
то достать его из сплошного майера наши собаки не были в состоянии: несмотря на самое благородное самоотвержение, они не могли
ни плавать,
ни ступать по дну, а только даром резали свои драгоценные носы об острые края тростников.
Дикий-Барин (так его прозвали; настоящее же его имя было Перевлесов) пользовался огромным влиянием во всем округе; ему повиновались тотчас и
с охотой, хотя он не только не имел никакого права приказывать кому бы
то ни было, но даже сам не изъявлял малейшего притязания на послушание людей,
с которыми случайно сталкивался.
У окна Войницын не спускал глаз
с билета, разве только для
того, чтобы по-прежнему медленно посмотреть кругом, а впрочем, не шевелился
ни одним членом.
Ни брата у меня не было,
ни сестры;
то есть, по правде сказать, был какой-то братишка завалящий,
с английской болезнью на затылке, да что-то скоро больно умер…
Да и в самом деле, вы посудите: безденежье меня приковывало к ненавистной мне деревне;
ни хозяйство,
ни служба,
ни литература — ничто ко мне не пристало; помещиков я чуждался, книги мне опротивели; для водянисто-пухлых и болезненно-чувствительных барышень, встряхивающих кудрями и лихорадочно твердящих слово «жызнь», я не представлял ничего занимательного
с тех пор, как перестал болтать и восторгаться; уединиться совершенно я не умел и не мог…
В течение целых шестидесяти лет,
с самого рождения до самой кончины, бедняк боролся со всеми нуждами, недугами и бедствиями, свойственными маленьким людям; бился как рыба об лед, недоедал, недосыпал, кланялся, хлопотал, унывал и томился, дрожал над каждой копейкой, действительно «невинно» пострадал по службе и умер наконец не
то на чердаке, не
то в погребе, не успев заработать
ни себе,
ни детям куска насущного хлеба.
И
то сказать, как
ни было худо воспитание Чертопханова, все же, в сравнении
с воспитанием Тихона, оно могло показаться блестящим.
—
С самого
того случая, — продолжала Лукерья, — стала я сохнуть, чахнуть; чернота на меня нашла; трудно мне стало ходить, а там уже — полно и ногами владеть;
ни стоять,
ни сидеть не могу; все бы лежала.
— Только вот беда моя: случается, целая неделя пройдет, а я не засну
ни разу. В прошлом году барыня одна проезжала, увидела меня, да и дала мне сткляночку
с лекарством против бессонницы; по десяти капель приказала принимать. Очень мне помогало, и я спала; только теперь давно
та сткляночка выпита… Не знаете ли, что это было за лекарство и как его получить?
В
тот же день, прежде чем отправиться на охоту, был у меня разговор о Лукерье
с хуторским десятским. Я узнал от него, что ее в деревне прозывали «Живые мощи», что, впрочем, от нее никакого не видать беспокойства;
ни ропота от нее не слыхать,
ни жалоб. «Сама ничего не требует, а напротив — за все благодарна; тихоня, как есть тихоня, так сказать надо. Богом убитая, — так заключил десятский, — стало быть, за грехи; но мы в это не входим. А чтобы, например, осуждать ее — нет, мы ее не осуждаем. Пущай ее!»
Ехали мы
с полчаса. Филофей
то и дело помахивал кнутом и чмокал губами, но
ни он,
ни я, мы не говорили
ни слова. Вот взобрались мы на пригорок… Филофей остановил тройку и тотчас же примолвил...
Стали мы приближаться к мостику, к
той неподвижной, грозной телеге… На ней, как нарочно, все затихло.
Ни гу-гу! Так затихает щука, ястреб, всякий хищный зверь, когда приближается добыча. Вот поравнялись мы
с телегой… вдруг великан в полушубке прыг
с нее долой — и прямо к нам!
Неточные совпадения
А вы — стоять на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите,
то… Только увидите, что идет кто-нибудь
с просьбою, а хоть и не
с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы
с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре,
тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет,
то и так умрет; если выздоровеет,
то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б
с ними изъясняться: он по-русски
ни слова не знает.
Артемий Филиппович. Да, Аммос Федорович, кроме вас, некому. У вас что
ни слово,
то Цицерон
с языка слетел.
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут
ни из
того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась
с ним так свободно, как будто
с каким-нибудь Добчинским.
Пришел солдат
с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в
том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней
того, // Я и во время мирное // Ходил
ни сыт
ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!