Неточные совпадения
Жена его, старая и сварливая, целый день не сходила
с печи и беспрестанно ворчала и
бранилась; сыновья не обращали на нее внимания, но невесток она содержала в страхе Божием.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали да жена не
бранилась. Ведь я
с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
В улицах, образованных телегами, толпились люди всякого звания, возраста и вида: барышники, в синих кафтанах и высоких шапках, лукаво высматривали и выжидали покупщиков; лупоглазые, кудрявые цыгане метались взад и вперед, как угорелые, глядели лошадям в зубы, поднимали им ноги и хвосты, кричали,
бранились, служили посредниками, метали жребий или увивались около какого-нибудь ремонтера в фуражке и военной шинели
с бобром.
Я не посмел разочаровать больного — и в самом деле, зачем ему было знать, что Даша его теперь поперек себя толще, водится
с купцами — братьями Кондачковыми, белится и румянится, пищит и
бранится.
— А! (Он снял картуз, величественно провел рукою по густым, туго завитым волосам, начинавшимся почти у самых бровей, и,
с достоинством посмотрев кругом, бережно прикрыл опять свою драгоценную голову.) А я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул.) Дела пропасть: за всем не усмотришь, а тот еще
бранится. Мы завтра едем…
Целых полчаса бился Чертопханов
с Машей. Он то подходил к ней близко, то отскакивал, то замахивался на нее, то кланялся ей в пояс, плакал,
бранился…
Несколькими годами старше нас, он беспрерывно
бранился с нами и был всем недоволен, делал выговоры, ссорился и покрывал все это добродушием ребенка.
Вышневский. Напрасно. Я теперь бедный человек, а бедные люди позволяют своим женам ругаться. Это у них можно. Если бы я был тот Вышневский, каким был до нынешнего дня, я бы вас прогнал без разговору; но мы теперь, благодаря врагам моим, должны спуститься из круга порядочных людей. В низшем кругу мужья
бранятся с своими женами и иногда дерутся — и это не делает никакого скандала.
Они очень походили одна на другую и схоже одевались, бывали в одних домах, разом начинали хохотать и кричать, вместе
бранились с своими кавалерами и беспрестанно переглядывались.
На соборе-то главы позолоти, совсем ведь облезли; говорил я тебе, и денег давал, и
бранился с тобой, а тебе все неймется, только и слов от тебя: «лучше на иную потребу деньги изведу»…
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все и избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка.
С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то
бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!
В возок боярский их впрягают, // Готовят завтрак повара, // Горой кибитки нагружают, //
Бранятся бабы, кучера. // На кляче тощей и косматой // Сидит форейтор бородатый, // Сбежалась челядь у ворот // Прощаться
с барами. И вот // Уселись, и возок почтенный, // Скользя, ползет за ворота. // «Простите, мирные места! // Прости, приют уединенный! // Увижу ль вас?..» И слез ручей // У Тани льется из очей.
Он в том покое поселился, // Где деревенский старожил // Лет сорок
с ключницей
бранился, // В окно смотрел и мух давил. // Всё было просто: пол дубовый, // Два шкафа, стол, диван пуховый, // Нигде ни пятнышка чернил. // Онегин шкафы отворил; // В одном нашел тетрадь расхода, // В другом наливок целый строй, // Кувшины
с яблочной водой // И календарь осьмого года: // Старик, имея много дел, // В иные книги не глядел.
Куча народу
бранилась на берегу
с перевозчиками.
А между тем верный товарищ стоял пред ним,
бранясь и рассыпая без счету жестокие укорительные слова и упреки. Наконец схватил он его за ноги и руки, спеленал, как ребенка, поправил все перевязки, увернул его в воловью кожу, увязал в лубки и, прикрепивши веревками к седлу, помчался вновь
с ним в дорогу.