Цитаты со словом «до»
—
До меня верст пять будет, — прибавил он, — пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю. (Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)
Наконец мы встали и опять пошли бродить
до вечера.
Хорь возвышался даже
до иронической точки зрения на жизнь.
Иные помещики вздумали было покупать сами косы на наличные деньги и раздавать в долг мужикам по той же цене; но мужики оказались недовольными и даже впали в уныние; их лишали удовольствия щелкать по косе, прислушиваться, перевертывать ее в руках и раз двадцать спросить у плутоватого мещанина-продавца: «А что, малый, коса-то не больно того?» Те же самые проделки происходят и при покупке серпов, с тою только разницей, что тут бабы вмешиваются в дело и доводят иногда самого продавца
до необходимости, для их же пользы, поколотить их.
Но особенно любопытно было послушать спор Калиныча с Хорем, когда дело доходило
до г-на Полутыкина.
За четверть часа
до захождения солнца, весной, вы входите в рощу с ружьем, без собаки.
На охоте он отличался неутомимостью и чутье имел порядочное; но если случайно догонял подраненного зайца, то уж и съедал его с наслажденьем всего,
до последней косточки, где-нибудь в прохладной тени, под зеленым кустом, в почтительном отдалении от Ермолая, ругавшегося на всех известных и неизвестных диалектах.
Мы стояли на тяге около часу, убили две пары вальдшнепов и, желая
до восхода солнца опять попытать нашего счастия (на тягу можно также ходить поутру), решились переночевать в ближайшей мельнице.
Но
до деревни было версты две…
Оно и точно не годится: пойдут дети, то, се, ну, где ж тут горничной присмотреть за барыней, как следует, наблюдать за ее привычками: ей уж не
до того, у ней уж не то на уме.
В это время, от двенадцати
до трех часов, самый решительный и сосредоточенный человек не в состоянии охотиться, и самая преданная собака начинает «чистить охотнику шпоры», то есть идет за ним шагом, болезненно прищурив глаза и преувеличенно высунув язык, а в ответ на укоризны своего господина униженно виляет хвостом и выражает смущение на лице, но вперед не подвигается.
Кое-как дотащился я
до речки Исты, уже знакомой моим снисходительным читателям, спустился с кручи и пошел по желтому и сырому песку в направлении ключа, известного во всем околотке под названием «Малиновой воды».
Я добрался
до ключа, на траве лежала черпалка из бересты, оставленная прохожим мужиком на пользу общую.
Дедушка Трофимыч, который знал родословную всех дворовых в восходящей линии
до четвертого колена, и тот раз только сказал, что, дескать, помнится, Степану приходится родственницей турчанка, которую покойный барин, бригадир Алексей Романыч, из похода в обозе изволил привезти.
И точно, не заботься он с утра
до вечера о своем пропитании, — умер бы мой Степушка с голоду.
Лицо у него маленькое, глазки желтенькие, волосы вплоть
до бровей, носик остренький, уши пребольшие, прозрачные, как у летучей мыши, борода словно две недели тому назад выбрита, и никогда ни меньше не бывает, ни больше.
Проезжающие по большой орловской дороге молодые чиновники и другие незанятые люди (купцам, погруженным в свои полосатые перины, не
до того) до сих пор еще могут заметить в недальнем расстоянии от большого села Троицкого огромный деревянный дом в два этажа, совершенно заброшенный, с провалившейся крышей и наглухо забитыми окнами, выдвинутый на самую дорогу.
— Оно точно: иной
до собак охотник, а иному их даром не нужно.
Плясать пустятся —
до зари пляшут, и все больше лакосез-матрадура…
Не знаю, чем я заслужил доверенность моего нового приятеля, — только он, ни с того ни с сего, как говорится, «взял» да и рассказал мне довольно замечательный случай; а я вот и довожу теперь его рассказ
до сведения благосклонного читателя.
Как это я
до сих пор вас не знала!» — «Александра Андреевна, успокойтесь, говорю… я, поверьте, чувствую, я не знаю, чем заслужил… только вы успокойтесь, ради Бога, успокойтесь… все хорошо будет, вы будете здоровы».
До самой полуночи все металась; наконец словно заснула, по крайней мере не шевелится, лежит.
Не успел я ему ответить, не успела собака моя с благородной важностью донести
до меня убитую птицу, как послышались проворные шаги, и человек высокого росту, с усами, вышел из чащи и с недовольным видом остановился передо мной. Я извинился, как мог, назвал себя и предложил ему птицу, застреленную в его владениях.
Меня поражало уже то, что я не мог в нем открыть страсти ни к еде, ни к вину, ни к охоте, ни к курским соловьям, ни к голубям, страдающим падучей болезнью, ни к русской литературе, ни к иноходцам, ни к венгеркам, ни к карточной и биллиардной игре, ни к танцевальным вечерам, ни к поездкам в губернские и столичные города, ни к бумажным фабрикам и свеклосахарным заводам, ни к раскрашенным беседкам, ни к чаю, ни к доведенным
до разврата пристяжным, ни даже к толстым кучерам, подпоясанным под самыми мышками, к тем великолепным кучерам, у которых, бог знает почему, от каждого движения шеи глаза косятся и лезут вон…
Мы с Радиловым опять разговорились. Я уже не помню, каким путем мы дошли
до известного замечанья: как часто самые ничтожные вещи производят большее впечатление на людей, чем самые важные.
На другое утро вошел я к жене, — дело было летом, солнце освещало ее с ног
до головы, да так ярко.
— «Ну, — подумал я про себя, — плохо тебе, Михайло Михайлыч…» А вот выздоровел и жив
до сих пор, как изволите видеть.
Говоря вообще, у нас
до сих пор однодворца трудно отличить от мужика: хозяйство у него едва ли не хуже мужицкого, телята не выходят из гречихи, лошади чуть живы, упряжь веревочная.
Бывало, всю ночь как есть,
до утра хором поют, и какая выше голосом забирает, той и награда.
Только
до покойного графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского не доходил ни один.
Каждого человека
до своей особы допускал, и до всего охотник был.
А Беспандин узнал и грозиться начал: «Я, говорит, этому Митьке задние лопатки из вертлюгов повыдергаю, а не то и совсем голову с плеч снесу…» Посмотрим, как-то он ее снесет:
до сих пор цела.
Я согласился на его предложение и, не дойдя еще
до Льгова, уже успел узнать его историю.
Мы дошли
до Льгова. И Владимир, и Ермолай, оба решили, что без лодки охотиться было невозможно.
— Лопатой неловко,
до дна в ином месте, пожалуй, не достанешь, — сказал Владимир.
Дошла очередь
до меня; вот и спрашивает: «Ты чем был?» Говорю: «Кучером».
Наконец мы добрались
до тростников, и пошла потеха.
Но Владимиру было уж не
до возражений: он дрожал, как лист, зуб на зуб не попадал, и совершенно бессмысленно улыбался. Куда девалось его красноречие, его чувство тонкого приличия и собственного достоинства!
До берега было около двухсот шагов, Ермолай шел смело и безостановочно (так хорошо заметил он дорогу), лишь изредка покрикивая: «Левей, тут направо колдобина!» или: «Правей, тут налево завязнешь…» Иногда вода доходила нам до горла, и раза два бедный Сучок, будучи ниже всех нас ростом, захлебывался и пускал пузыри.
Сучок нюхал с остервенением,
до тошноты: плевал, кашлял и, по-видимому, чувствовал большое удовольствие.
В сухом и чистом воздухе пахнет полынью, сжатой рожью, гречихой; даже за час
до ночи вы не чувствуете сырости.
Я добрался наконец
до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?.. Да где же я?» Я стал припоминать, как и куда ходил в течение дня… «Э! да это Парахинские кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща… Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо взять».
Лощина эта имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших белых камней, — казалось, они сползлись туда для тайного совещания, — и
до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось.
До сих пор я все еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам — наудалую…
Я все шел и уже собирался было прилечь где-нибудь
до утра, как вдруг очутился над страшной бездной.
Картина была чудесная: около огней дрожало и как будто замирало, упираясь в темноту, круглое красноватое отражение; пламя, вспыхивая, изредка забрасывало за черту того круга быстрые отблески; тонкий язык света лизнет голые сучья лозника и разом исчезнет; острые, длинные тени, врываясь на мгновенье, в свою очередь добегали
до самых огоньков: мрак боролся со светом.
Вот поглядел, поглядел на нее Гаврила, да и стал ее спрашивать: «Чего ты, лесное зелье, плачешь?» А русалка-то как взговорит ему: «Не креститься бы тебе, говорит, человече, жить бы тебе со мной на веселии
до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не я одна убиваться буду: убивайся же и ты до конца дней».
— Знать, от дому отбился, — заметил Павел. — Теперь будет лететь, покуда на что наткнется, и где ткнет, там и ночует
до зари.
Цитаты из русской классики со словом «до»
Предложения со словом «до»
- Он почти добрался до конца списка, когда окружающий мир внезапно пришёл в движение и взорвался криками.
- – Наследник получает диплом академии, когда с честью добирается до последнего дня обучения, вытерпев шесть месяцев общения с теми, кого зачастую не может терпеть, – послушно принялся пояснять дракон.
- В зависимости от ситуации на рынке и от типа приложения длительность действенности информации в нём может доходить до года.
- (все предложения)
Значение слова «до»
ДО1, предлог с род. п. 1. Употребляется при указании предела, границы распространения действия, движения и т. п.
ДО2, нескл., ср. Начальный звук музыкальной гаммы, а также нота, обозначающая этот звук. Нижнее до. Взять верхнее до. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ДО
Афоризмы русских писателей со словом «до»
- Человек, которому дано полюбить, несет в себе заранее, изначально некий образ: любовь еще до любви. Для него самого до конца не проясненный.
- Человек не умирает до тех пор, пока живут знавшие его.
- Ведь если очень страстно хочешь все забыть, все и забывается или, по крайней мере, замутняется до неузнаваемости. Интересно то, что если страстно, напряженно забываешь постыдное, оно и окружающими скорее забывается, быстрее превращается в полузабытую легенду.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно