В другой раз он застал ее в слезах, с головою, опертою на руки, с распущенными локонами; и когда, весь
перетревоженный, он спросил о причине ее печали, она молча указала пальцем себе на грудь.
Литвинов так и ахнул. На злосчастном энтузиасте плачевно болталась обтерханная венгерка с прорехами на рукавах; черты его не то что переменились, а скривились и сдвинулись,
перетревоженные глазки выражали подобострастный испуг и голодную подчиненность; но крашеные усы по-прежнему торчали над пухлыми губами.