Не помню, как и что
следовало одно за другим, но помню, что в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал в сладкие губы; помню тоже, что в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить в него стулом, но удержался; помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я испытал и в день обеда у Яра, у меня в этот вечер так болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту; помню тоже, что мы зачем-то все сели на пол, махали руками, подражая движению веслами, пели «Вниз по матушке по Волге» и что я в это время думал о том, что этого вовсе не нужно было делать; помню еще, что я, лежа на полу, цепляясь нога за ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул шею и подумал, что этого не случилось бы, ежели бы он не был пьян; помню еще, что ужинали и пили что-то другое, что я выходил на двор освежиться, и моей голове было холодно, и что, уезжая, я заметил, что было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но помню главное: что в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много пить и будто бы я и не думал быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь в том же.
Сбивчивые и неосмысленные события бессвязно
следуют одно за другим, и люди, по-видимому, не преследуют никаких других целей, кроме защиты нынешнего дня.
Новости
следовали одна за другой с небольшими перерывами, и казалось, что с каждым днем тюрьма становится все более шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев кричал свои новости в окна, и надзиратели не мешали ему, только один раз начальник тюрьмы лишил Корнева прогулок на три дня. Этот беспокойный человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав:
Тут начали здоровья
следовать одно за другим: пили здоровье каждого гостя особливо, пили здоровье Москвы и целой дюжины германских городков, пили здоровье всех цехов вообще и каждого в особенности, пили здоровье мастеров и подмастерьев.
Неточные совпадения
На этот призыв выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит
одна томительная минута,
другая. Обрушиваются балки
одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом
следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала на огород…
Девушка, кажется, очень мало уж понимала;
одну ногу заложила
за другую, причем выставила ее гораздо больше, чем
следовало, и, по всем признакам, очень плохо сознавала, что она на улице.
И, как всякий человек в темноте, Самгин с неприятной остротою ощущал свою реальность. Люди шли очень быстро, небольшими группами, и, должно быть,
одни из них знали, куда они идут,
другие шли, как заплутавшиеся, — уже раза два Самгин заметил, что, свернув
за угол в переулок, они тотчас возвращались назад. Он тоже невольно
следовал их примеру. Его обогнала небольшая группа, человек пять;
один из них курил, папироса вспыхивала часто, как бы в такт шагам; женский голос спросил тоном обиды:
— Ненависть — я не признаю. Ненавидеть — нечего, некого. Озлиться можно на часок,
другой, а ненавидеть — да
за что же? Кого? Все идет по закону естества. И — в гору идет. Мой отец бил мою мать палкой, а я вот… ни на
одну женщину не замахивался даже… хотя, может,
следовало бы и ударить.
За обедом подают по два супа, по два холодных блюда, по четыре соуса и по пяти пирожных. Вина —
одно кислее
другого — всё как
следует в открытом доме в провинции.