Не помню, как и что следовало одно за другим, но помню, что в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал в сладкие губы; помню тоже, что в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить в него стулом, но удержался; помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я испытал и в день обеда у Яра, у меня в этот вечер так болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту; помню тоже, что мы зачем-то все сели на пол, махали руками, подражая движению веслами, пели «Вниз по матушке по Волге» и что я в это время думал о том, что этого вовсе не нужно было делать; помню еще, что я, лежа на полу, цепляясь нога за ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул шею и подумал, что этого не случилось бы, ежели бы он не был пьян; помню еще, что ужинали и пили что-то другое, что я выходил на двор освежиться, и
моей голове было холодно, и что, уезжая, я заметил, что было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но помню главное: что в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много пить и будто бы я и не думал быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь в том же.
Неточные совпадения
Те добродетельные мысли, которые мы в беседах перебирали с обожаемым другом
моим Дмитрием, чудесным Митей, как я сам с собою шепотом иногда называл его, еще нравились только
моему уму, а не чувству. Но пришло время, когда эти мысли с такой свежей силой морального открытия пришли мне в
голову, что я испугался, подумав о том, сколько времени я потерял даром, и тотчас же, в ту же секунду захотел прилагать эти мысли к жизни, с твердым намерением никогда уже не изменять им.
Все предметы были освещены ярко, комната повеселела, легкий весенний ветерок шевелил листы
моей «Алгебры» и волоса на
голове Николая. Я подошел к окну, сел на него, перегнулся в палисадник и задумался.
Как только я остался один в этом тихом уголке, вдруг все
мои прежние мысли и воспоминания выскочили у меня из
головы, как будто их никогда не было, и я весь погрузился в какую-то невыразимо приятную задумчивость.
Когда исповедь кончилась и я, преодолев стыд, сказал все, что было у меня на душе, он положил мне на
голову руки и своим звучным, тихим голосом произнес: «Да будет, сын
мой, над тобою благословение отца небесного, да сохранит он в тебе навсегда веру, кротость и смирение. Аминь».
Меня утешало, однако, то, что всякая мысль, которая приходила мне теперь в
голову, подходила как раз под какое-нибудь из подразделений
моих правил и обязанностей: или к правилам в отношении к ближним, или к себе, или к богу.
Кое-как я стал добираться до смысла, но профессор на каждый
мой вопросительный взгляд качал
головой и, вздыхая, отвечал только «нет». Наконец он закрыл книгу так нервически быстро, что захлопнул между листьями свой палец; сердито выдернув его оттуда, он дал мне билет из грамматики и, откинувшись назад на кресла, стал молчать самым зловещим образом. Я стал было отвечать, но выражение его лица сковывало мне язык, и все, что бы я ни сказал, мне казалось не то.
Как только Дмитрий вошел ко мне в комнату, по его лицу, походке и по свойственному ему жесту во время дурного расположения духа, подмигивая глазом, гримасливо подергивать
головой набок, как будто для того, чтобы поправить галстук, я понял, что он находился в своем холодно упрямом расположении духа, которое на него находило, когда он был недоволен собой, и которое всегда производило охлаждающее действие на
мое к нему чувство.
— Прощайте, monsieur Irteneff, — сказала мне Ивина, вдруг как-то гордо кивнув
головой и так же, как сын, посмотрев мне в брови. Я поклонился еще раз и ей, и ее мужу, и опять на старого Ивина
мой поклон подействовал так же, как ежели бы открыли или закрыли окошко. Студент Ивин проводил меня, однако, до двери и дорогой рассказал, что он переходит в Петербургский университет, потому что отец его получил там место (он назвал мне какое-то очень важное место).
Дмитрий был общителен и кроток, не поправлял
головой галстука, не подмигивал нервически и не зажмуривался; я был доволен теми благородными чувствами, которые ему высказал, полагая, что за них он совершенно простил мне
мою постыдную историю с Колпиковым, не презирает меня за нее, и мы дружно разговорились о многом таком задушевном, которое не во всяких условиях говорится друг другу.
«А жалко, что я уже влюблен, — подумал я, — и что Варенька не Сонечка; как бы хорошо было вдруг сделаться членом этого семейства: вдруг бы у меня сделалась и мать, и тетка, и жена». В то же самое время, как я думал это, я пристально глядел на читавшую Вареньку и думал, что я ее магнетизирую и что она должна взглянуть на меня. Варенька подняла
голову от книги, взглянула на меня и, встретившись с
моими глазами, отвернулась.
— Ну, друзья
мои, — сказал он решительно, поднимая
голову и тем особенным быстрым тоном, которым говорятся вещи, очевидно, неприятные, но о которых судить уже поздно, — вы знаете, я думаю, что я женюсь на Авдотье Васильевне.
Я находил большое удовольствие говорить при ней, слушать ее пение и вообще знать о ее присутствии в той же комнате, в которой был я; но мысль о том, какие будут впоследствии
мои отношения с Варенькой, и мечты о самопожертвовании для своего друга, ежели он влюбится в
мою сестру, уже редко приходили мне в
голову.
Неточные совпадения
Городничий (хватаясь за
голову).Ах, боже
мой, боже
мой! Ступай скорее на улицу, или нет — беги прежде в комнату, слышь! и принеси оттуда шпагу и новую шляпу. Ну, Петр Иванович, поедем!
Городничий. Ах, боже
мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости угодно! У меня, право, в
голове теперь… я и сам не знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.
Г-жа Простакова. Бог даст тебе благополучие и с дорогим женихом твоим, что тебе в
голове моей?
Г-жа Простакова (стоя на коленях). Ах,
мои батюшки, повинную
голову меч не сечет.
Мой грех! Не губите меня. (К Софье.) Мать ты
моя родная, прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на мужа и сына) и над бедными сиротами.
Стародум. Оттого,
мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в
голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце
мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…