Неточные совпадения
— Спросишь Хан-Магому. Хан-Магома знает, что делать и что
говорить. Его свести к русскому начальнику, к Воронцову, князю. Можешь?
Разбудил его веселый голос Хан-Магомы, возвращавшегося с Батою из своего посольства. Хан-Магома тотчас же подсел к Хаджи-Мурату и стал рассказывать, как солдаты встретили их и проводили к самому князю, как он
говорил с самим князем, как князь радовался и обещал утром встретить их там, где русские будут рубить лес, за Мичиком, на Шалинской поляне. Бата перебивал речь своего сотоварища, вставляя свои подробности.
И Хан-Магома, и Бата в один голос
говорили, что князь обещал принять Хаджи-Мурата как гостя и сделать так, чтобы ему хорошо было.
Он
говорил, как передал переводчик, что и прежде, когда он управлял Аварией, в 39-м году, он верно служил русским и никогда не изменил бы им, если бы не враг его, Ахмет-Хан, который хотел погубить его и оклеветал перед генералом Клюгенау.
— А под Цельмесом мы с
ханом столкнулись с тремя мюридами: два ушли, а третьего я убил из пистолета. Когда я подошел к нему, чтоб снять оружие, он был жив еще. Он поглядел на меня. «Ты,
говорит, убил меня. Мне хорошо. А ты мусульманин, и молод и силен, прими хазават. Бог велит».
— А он все Шамиля хвалит, — сказал Хан-Магома, подавая руку Лорису. —
Говорит, Шамиль — большой человек. И ученый, и святой, и джигит.
Тогда и бог давал успеха народу во всем, а не так, как теперь, —
говорил Хан-Магома.
Потом
Ханов говорил, сбиваясь, трудно находя слова, но с горячим одушевлением. А потом выступил Капралов и спокойно, не волнуясь, стал говорить простым, беседующим тоном:
Неточные совпадения
— Нешто ты, —
говорит, — его не знаешь: это
хан Джангар.
— Нет-с, они никогда за это друг на друга не сердятся: кто кого по любовному уговору перебьет, тот и получай, и больше ничего; а только
хан Джангар мне, точно, один раз выговаривал… «Эх,
говорит, Иван, эх, глупая твоя башка, Иван, зачем ты с Савакиреем за русского князя сечься сел, я,
говорит, было хотел смеяться, как сам князь рубаха долой будет снимать».
Господа взъерепенились, еще больше сулят, а сухой
хан Джангар сидит да губы цмокает, а от Суры с другой стороны еще всадник-татарчище гонит на гривастом коне, на игренем, и этот опять весь худой, желтый, в чем кости держатся, а еще озорнее того, что первый приехал. Этот съерзнул с коня и как гвоздь воткнулся перед белой кобылицей и
говорит:
—
Хан Джангар, —
говорит, — первый степной коневод, его табуны ходят от самой Волги до самого Урала во все Рынь-пески, и сам он, этот
хан Джангар, в степи все равно что царь.
Кричит: «Что,
говорит, по-пустому карман терять нечего, клади кто хочет деньги за руки, сколько
хан просит, и давай со мною пороться, кому конь достанется?»