Он говорил, как передал переводчик, что и прежде, когда он управлял Аварией, в 39-м году, он верно служил русским и никогда не изменил бы им, если бы
не враг его, Ахмет-Хан, который хотел погубить его и оклеветал перед генералом Клюгенау.
Неточные совпадения
Воронцов был очень доволен тем, что ему, именно ему, удалось выманить и принять главного, могущественнейшего, второго после Шамиля,
врага России. Одно было неприятно: командующий войсками в Воздвиженской был генерал Меллер-Закомельский, и, по-настоящему, надо было через него вести все дело. Воронцов же сделал все сам,
не донося ему, так что могла выйти неприятность. И эта мысль отравляла немного удовольствие Воронцова.
— А он был
враг с мужем, преследовал его, но нигде до самой смерти хана
не мог встретить, так вот он отомстил на вдове.
Они прямо, без слов, высказывали друг о друге всю истину: глаза Воронцова говорили, что он
не верит ни одному слову из всего того, что говорил Хаджи-Мурат, что он знает, что он —
враг всему русскому, всегда останется таким и теперь покоряется только потому, что принужден к этому.
— И Ахмет-Хан и Шамиль, оба —
враги мои, — продолжал он, обращаясь к переводчику. — Скажи князю: Ахмет-Хан умер, я
не мог отомстить ему, но Шамиль еще жив, и я
не умру,
не отплатив ему, — сказал он, нахмурив брови и крепко сжав челюсти.
— Скажи сардарю, — сказал он еще, — что моя семья в руках моего
врага; и до тех пор, пока семья моя в горах, я связан и
не могу служить. Он убьет мою жену, убьет мать, убьет детей, если я прямо пойду против него. Пусть только князь выручит мою семью, выменяет ее на пленных, и тогда я или умру, или уничтожу Шамиля.
Приходи ко мне с человеком, которого я к тебе теперь посылаю; он мне верен, он
не раб твоих
врагов, а друг человека, который пользуется у правительства особенным вниманием».
Хаджи-Мурат поднял глаза и руки к небу и сказал мне, что всё в руках бога, но что он никогда
не отдастся в руки своему
врагу, потому что он вполне уверен, что Шамиль его
не простит и что он бы тогда недолго остался в живых.
Что касается истребления его семейства, то он
не думает, что Шамиль поступит так легкомысленно: во-первых, чтобы
не сделать его
врагом еще отчаяннее и опаснее; а во-вторых, есть в Дагестане множество лиц очень даже влиятельных, которые отговорят его от этого.
Угощение кончилось попойкой с песенниками, и Иван Матвеевич, очень пьяный, уже
не красный, но бледно-серый, сидел верхом на стуле и, выхватив шашку, рубил ею воображаемых
врагов и то ругался, то хохотал, то обнимался, то плясал под любимую свою песню: «Шамиль начал бунтоваться в прошедшие годы, трай-рай-рататай, в прошедшие годы».
Больше он уже ничего
не чувствовал, и
враги топтали и резали то, что
не имело уже ничего общего с ним.
— Я государству —
не враг, ежели такое большое дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику:
В декабре 1850 г., за день до праздника Рождества Христова, кафры первые начали войну, заманив англичан в засаду, и после стычки, по обыкновению, ушли в горы. Тогда началась не война, а наказание кафров, которых губернатор объявил уже
не врагами Англии, а бунтовщиками, так как они были великобританские подданные.
Это и теперь, конечно, так в строгом смысле, но все-таки не объявлено, и совесть нынешнего преступника весьма и весьма часто вступает с собою в сделки: «Украл, дескать, но не на церковь иду, Христу
не враг» — вот что говорит себе нынешний преступник сплошь да рядом, ну а тогда, когда церковь станет на место государства, тогда трудно было бы ему это сказать, разве с отрицанием всей церкви на всей земле: «Все, дескать, ошибаются, все уклонились, все ложная церковь, я один, убийца и вор, — справедливая христианская церковь».
Неточные совпадения
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, //
Не скука тут — война! // И сам, и люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку
враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, — сказала я, — // Должно быть, богатырь».
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние
враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то
не по себе, так как о новом градоначальнике все еще
не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и
не смели ни за какое дело приняться, потому что
не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Разума он
не признавал вовсе и даже считал его злейшим
врагом, опутывающим человека сетью обольщений и опасных привередничеств.
Ни в фигуре, ни даже в лице
врага человеческого
не усматривается особливой страсти к мучительству, а видится лишь нарочитое упразднение естества.
Яшенька, с своей стороны, учил, что сей мир, который мы думаем очима своима видети, есть сонное некое видение, которое насылается на нас
врагом человечества, и что сами мы
не более как странники, из лона исходящие и в оное же лоно входящие.