Он говорил: воспитывают людей так, что они дороже всего считают богатство, славу, и они заботятся только о том, чтобы добыть как можно
больше славы, богатства, а надо воспитывать их так, чтобы они выше всего считали любовь и в жизни своей заботились бы о том, чтобы приучить себя к любви к людям, и они все силы свои будут полагать на то, чтобы выучиться любить.
Неточные совпадения
Но чем дальше он
шел, тем всё
больше он верил, и под конец сам уверился, что дорога настоящая.
Люди хотят добиться свободы тем, чтобы оградить себя, свое тело, от всего того, что может связать тело и помешать ему делать всё, что ему захочется. В этом
большая ошибка. То самое, чем люди ограждают свое тело от всяких стеснений: богатство, высокое положение, добрая
слава, это самое не дает желаемой свободы, а, напротив, только
больше связывает. Для того, чтобы добиться
большей свободы, люди из своих грехов, соблазнов и суеверий строят себе тюрьму и садятся в нее.
Женщины
пошли и исполнили приказание старца. Одна принесла
большой камень, другая — полный мешок мелких каменьев.
Есть и третьи, и таких,
слава богу, становится всё
больше и
больше, которые знают свой грех и стараются избавиться от него.
Гордые люди делают то же, что делали бы пешеходы, если бы вместо того чтобы
идти ногами, взлезли на ходули. На ходулях и выше, и грязь недостает, и шаги
больше, да горе в том, что на ходулях далеко не уйдешь, да еще того гляди свалишься в грязь и людей насмешишь и от людей отстанешь.
Много зла делают себе люди ради своих плотских похотей, но еще
больше зла делают они для того, чтобы их хвалили, для
славы людской.
В первое время своей жизни, в детстве, человек живет
больше для тела: есть, пить, играть, веселиться. Это первая ступень. Что
больше подрастает человек, то всё
больше и
больше начинает заботиться о суждении людей, среди которых живет, и ради этого суждения забывает о требованиях тела: об еде, питье, играх, увеселениях. Это вторая ступень. Третья ступень, и последняя, это та, когда человек подчиняется
больше всего требованиям души и для души пренебрегает и телесными удовольствиями и
славой людской.
«Безумный, — сказал ангел божий. — Все мелкие эфиопы, с которыми ты не хочешь бороться из-за страха перед великим эфиопом, все эти мелкие эфиопы — это все грешные желания людей, — и их можно побороть, великий же эфиоп — это
слава людская, ради которой живут грешные люди. Бороться с
большим эфиопом нет надобности — он весь пустой. Побори грехи, и он сам собою исчезнет из мира».
Разумно любить добродетель, уважать подвиги, признавать добро, откуда бы мы его ни получали, и даже лишаться своего удобства для
славы и выгоды того, кого любишь, и кто того заслуживает: таким образом, если жители страны нашли такое лицо, которое показало им
большую мудрость, чтобы охранять их,
большую храбрость, чтобы их защищать, и великую заботу, чтобы управлять ими, — и если вследствие этого они привыкли повиноваться ему так, чтобы предоставить ему некоторые выгоды, я не думаю, чтобы это было неразумно.
По мере продления жизни, и в особенности доброй жизни, ослабевают значение времени и интерес вопроса о том, что будет. Чем старше, тем быстрее
идет время, тем всё меньше и меньше получает значения то, что «будет», и всё
больше и
больше то, что «есть».
Оттого, что один человек тихо
шел от того места, с которого я вижу, до того, где мне уж более не видно его, а другой прошел это место скоро, не стану же я думать, что тот, кто
шел медленно, тот
больше живет, чем тот, кто
шел скоро.
Он заслужил в городе славу азартнейшего игрока в винт, и Самгин вспомнил, как в комнате присяжных поверенных при окружном суде рассказывали: однажды Гудим и его партнеры играли непрерывно двадцать семь часов, а на двадцать восьмом один из них, сыграв «
большой шлем», от радости помер, чем и предоставил Леониду Андрееву возможность написать хороший рассказ.
Неточные совпадения
Слуга. Да хозяин сказал, что не будет
больше отпускать. Он, никак, хотел
идти сегодня жаловаться городничему.
Осип. Да так; все равно, хоть и
пойду, ничего из этого не будет. Хозяин сказал, что
больше не даст обедать.
Пускай народу ведомо, // Что целые селения // На попрошайство осенью, // Как на доходный промысел, //
Идут: в народной совести // Уставилось решение, // Что
больше тут злосчастия, // Чем лжи, — им подают.
Крестьяне наши трезвые, // Поглядывая, слушая, //
Идут своим путем. // Средь самой средь дороженьки // Какой-то парень тихонький //
Большую яму выкопал. // «Что делаешь ты тут?» // — А хороню я матушку! — // «Дурак! какая матушка! // Гляди: поддевку новую // Ты в землю закопал! //
Иди скорей да хрюкалом // В канаву ляг, воды испей! // Авось, соскочит дурь!»
Григорий
шел задумчиво // Сперва
большой дорогою // (Старинная: с высокими // Курчавыми березами, // Прямая, как стрела). // Ему то было весело, // То грустно. Возбужденная // Вахлацкою пирушкою, // В нем сильно мысль работала // И в песне излилась: