Неточные совпадения
Книжники же, и не подозревая в фарисейских учениях тех
разумных основ, на которых они возникли, прямо отрицают всякие учения о будущей жизни и смело утверждают, что все эти учения не имеют никакого основания, а суть только остатки грубых обычаев невежества, и что движение вперед человечества состоит в том, чтобы не задавать себе никаких вопросов о жизни, выходящих за пределы
животного существования человека.
Книжники, не понимая того противоречия, которое составляет начало
разумной жизни, смело утверждают, что так как они его не видят, то противоречия и нет никакого, и что жизнь человека есть только его
животное существование.
Ложная наука идет дальше даже требований грубой толпы, которым она хочет найти объяснение, — она приходит к утверждению того, что с первого проблеска своего отвергает
разумное сознание человека, приходит к выводам о том, что жизнь человека, как и всякого
животного, состоит в борьбе за существование личности, рода и вида.
Пробудившееся в нем
разумное сознание, заявив такие требования, которые неудовлетворимы для жизни
животной, указывает ему ошибочность его представления о жизни; но въевшееся в него ложное учение мешает ему признать свою ошибку: он не может отказаться от своего представления о жизни, как
животного существования, и ему кажется, что жизнь его остановилась от пробуждения
разумного сознания.
Только ложное учение о человеческой жизни, как о существовании
животного от рождения до смерти, в котором воспитываются и поддерживаются люди, производит то мучительное состояние раздвоения, в которое вступают люди при обнаружении в них их
разумного сознания.
Человек, в котором проснулось
разумное сознание, но который вместе с тем понимает свою жизнь только как личную, находится в том же мучительном состоянии, в котором находилось бы
животное, которое, признав своей жизнью движение вещества, не признавало бы своего закона личности, а только видело бы свою жизнь в подчинении себя законам вещества, которые совершаются и без его усилия.
Животное страдало бы и видело бы в этом состоянии мучительное противоречие и раздвоение. То же происходит и с человеком, наученным признавать низший закон своей жизни,
животную личность, законом своей жизни. Высший закон жизни, закон его
разумного сознания, требует от него другого; вся же окружающая жизнь и ложные учения удерживают его в обманчивом сознании, и он чувствует противоречие и раздвоение.
Но как
животному для того, чтобы перестать страдать, нужно признавать своим законом не низший закон вещества, а закон своей личности и, исполняя его, пользоваться законами вещества для удовлетворения целей своей личности, так точно и человеку стоит признать свою жизнь не в низшем законе личности, а в высшем законе, включающем первый закон, — в законе, открытом ему в его
разумном сознании, — и уничтожится противоречие, и личность будет свободно подчиняться
разумному сознанию и будет служить ему.
Обнаружение истинной жизни состоит в том, что
животная личность влечет человека к своему благу,
разумное же сознание показывает ему невозможность личного блага и указывает какое-то другое благо.
Разумное благо не видно, но личное благо так несомненно уничтожено, что продолжать личное существование невозможно, и в человеке начинает устанавливаться новое отношение его
животного к
разумному сознанию.
Мы не можем видеть рождения этого нового существа, нового отношения
разумного сознания к
животному, так же как зерно не может видеть роста своего стебля.
Точно так же и в человеке с проснувшимся
разумным сознанием нет никакого противоречия, а есть только рождение нового существа, нового отношения
разумного сознания к
животному.
Истинная жизнь человека, проявляющаяся в отношении его
разумного сознания к его
животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание блага
животной личности. Отрицание же блага
животной личности начинается тогда, когда пробуждается
разумное сознание.
Обычное заблуждение о жизни состоит в том, что подчинение нашего
животного тела своему закону, совершаемое не нами, но только видимое нами, принимается за жизнь человеческую, тогда как этот закон нашего
животного тела, с которым связано наше
разумное сознание, исполняется в нашем
животном теле так же бессознательно для нас, как он исполняется в дереве, в кристалле, в небесном теле.
При предположении же о том, что жизнь человека есть только его
животное существование, и что благо, указываемое
разумным сознанием, невозможно, и что закон разума есть только призрак, такое изучение делается не только праздным, но и губительным, закрывая от человека его единственный предмет познания и поддерживая его в том заблуждении, что, исследуя отражение предмета, он может познать и предмет.
Такому человеку представляется, что благо вообще и его благо есть самый непознаваемый для него предмет. Почти столь же непознаваемым предметом представляется ему его разум, его
разумное сознание; несколько более познаваемым предметом представляется ему он сам как
животное; еще более познаваемыми предметами представляются ему животныя и растения, и наиболее познаваемым представляется ему мертвое, бесконечно-распространенное вещество.
Существа эти были бы совершенно непонятны для него, если бы он не имел знания о человеке вообще; но имея это знание и отвлекая от понятия человека его
разумное сознание, он получает и о
животных некоторое представление, но представление это еще менее для него похоже на знание, чем его представление о людях вообще.
Следующее за этим по достоверности знание есть знание таких же
животных личностей, как и мы, в которых мы узнаем общее с нами стремление к благу и общее с нами
разумное сознание.
Следующее по достоверности знание есть наше знание
животных, в которых мы видим личность, подобно нашей стремящуюся к благу, но уже чуть узнаем подобие нашего
разумного сознания, и с которыми мы уже не можем общаться этим
разумным сознанием.
Всё, что знает человек о внешнем мире, он знает только потому, что знает себя и в себе находит три различные отношения к миру: одно отношение своего
разумного сознания, другое отношение своего
животного и третье отношение вещества, входящего в тело его
животного. Он знает в себе эти три различные отношения и потому всё, что он видит в мире, располагается перед ним всегда в перспективе трех отдельных друг от друга планов: 1)
разумные существа; 2) животныя и растения и 3) неживое вещество.
Человек всегда видит эти три разряда предметов в мире, потому что он сам в себе заключает эти три предмета познания. Он знает себя: 1) как
разумное сознание, подчиняющее
животное; 2) как
животное, подчиненное
разумному сознанию, и 3) как вещество, подчиненное
животному.
Не из познаний законов вещества, как это думают, мы можем познавать закон организмов, и не из познания закона организмов мы можем познавать себя, как
разумное сознание, но наоборот. Прежде всего мы можем и нам нужно познать самих себя, т. е. тот закон разума, которому для нашего блага должна быть подчинена наша личность, и тогда только нам можно и нужно познать и закон своей
животной личности и подобных ей личностей, и, еще в большем отдалении от себя, законы вещества.
Только если б были существа высшие, подчиняющие наше
разумное сознание так же, как наше
разумное сознание подчиняет себе нашу
животную личность, и как
животная личность (организм) подчиняет себе вещество, — эти высшие существа могли бы видеть нашу
разумную жизнь так, как мы видим свое
животное существование и существование вещества.
Точно так же и подобных нам людей и самих себя мы тогда только признаем живыми, когда наша
животная личность, кроме подчинения своему закону организма, подчинена еще высшему закону
разумного сознания.
Временные и пространственные условия, в которых находится
животная личность человека, не могут влиять на жизнь истинную, состоящую в подчинении
животной личности
разумному сознанию.
Только человеку, понимающему свою жизнь в
животном существовании, определяемом пространством и временем, кажется, что
разумное сознание проявлялось временами в
животном существовании.
Понимая свою жизнь только как
животное существование, определяемое пространственными и временными условиями, человек и пробуждение и деятельность
разумного сознания хочет измерять тою же меркой: он спрашивает себя — когда, сколько времени, в каких условиях я находился в обладании
разумным сознанием?
Но промежутки между пробуждениями
разумной жизни существуют только для человека, понимающего свою жизнь, как жизнь
животной личности.
В том и другом случае заблуждение происходит от смешения личности, индивидуальности, как называет наука, с
разумным сознанием.
Разумное сознание включает в себя личность. Личность же не включает в себя
разумное сознание. Личность есть свойство
животного и человека, как
животного.
Разумное сознание есть свойство одного человека.
Животное может жить только для своего тела — ничто не мешает ему жить так; оно удовлетворяет своей личности и бессознательно служит своему роду и не знает того, что оно есть личность; но
разумный человек не может жить только для своего тела. Он не может жить так потому, что он знает, что он личность, а потому знает, что и другие существа — такие же личности, как и он, знает всё то, что должно происходить от отношений этих личностей.
Обман этот происходит вследствие того, что человек принимает то, что он видит происходящим в своем
животном, за цель деятельности своего
разумного сознания.
Но
разумное сознание всегда показывает человеку, что удовлетворение требований его
животной личности не может быть его благом, а потому и его жизнью, и неудержимо влечет его к тому благу и потому к той жизни, которая свойственна ему и не умещается в его
животной личности.
Для
животного, не имеющего
разумного сознания, показывающего ему бедственность и конечность его существования, благо личности и вытекающее из него продолжение рода личности есть высшая цель жизни. Для человека же личность есть только та ступень существования, с которой открывается ему истинное благо его жизни, не совпадающее с благом его личности.
Человеку, извращенному ложными учениями мира, требования
животного, которые исполняются сами собой и видимы, и на себе и на других, кажутся просты и ясны, новые же невидимые требования
разумного сознания представляются противоположными; удовлетворение их, которое не делается само собой, а которое надо совершать самому, кажется чем-то сложным и неясным.
В чем бы ни состояло истинное благо человека, для него неизбежно отречение его от блага
животной личности. Отречение от блага
животной личности есть закон жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении
разумному сознанию, то он совершается в каждом человеке насильно при плотской смерти его
животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей личности и перейти в другой вид существования.
Животная личность, в которой застает себя человек и которую он призван подчинять своему
разумному сознанию, есть не преграда, но средство, которым он достигает цели своего блага:
животная личность для человека есть то орудие, которым он работает.
Животная личность для человека — это лопата, которая дана
разумному существу для того, чтобы ею копать и, копая, тупить ее и точить, тратить, а не отчищать и хранить.
Человеку дано
разумное сознание с тем, чтобы он положил жизнь в том благе, которое открывается ему его
разумным сознанием. Тот, кто в этом благе положил жизнь, тот имеет жизнь; тот же, кто не полагает в нем жизни, а полагает ее в благе
животной личности, тот этим самым лишает себя жизни. В этом состоит определение жизни, данное Христом.
Точно так же для людей, не доживших еще до внутреннего противоречия
животной личности и
разумного сознания, свет солнца разума есть только незначущая случайность, сентиментальные, мистические слова.
Человек с проснувшимся (только проснувшимся), но не подчинившим еще себе
животную личность
разумным сознанием, если он не убивает себя, то живет только для того, чтобы осуществить это невозможное благо: живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже все существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо, чтобы ему было наслаждение, для него не было страданий и не было смерти.
Да, утверждение о том, что человек не чувствует требований своего
разумного сознания, а чувствует одни потребности личности, есть ничто иное, как утверждение того, что наши
животные похоти, на усиление которых мы употребили весь наш разум, владеют нами и скрыли от нас нашу истинную человеческую жизнь. Сорная трава разросшихся пороков задавила ростки истинной жизни.
«Это противоестественно, говорят они, и потому невозможно». Да никто и не говорит об отречении от личности. Личность для
разумного человека есть то же, что дыхание, кровообращение для
животной личности. Как
животной личности отречься от кровообращения? Про это и говорить нельзя. Так же нельзя говорить
разумному человеку и об отречении от личности. Личность для
разумного человека есть такое же необходимое условие его жизни, как и кровообращение — условие существования его
животной личности.
Требования
животной личности всегда удовлетворимы. Не может человек говорить, что я буду есть или во что оденусь? Все эти потребности обеспечены человеку так же, как птице и цветку, если он живет
разумною жизнью. И в действительности, кто, думающий человек, может верить, чтобы он мог уменьшить бедственность своего существования обеспечением своей личности?
Жить для целей личности
разумному существу нельзя. Нельзя потому, что все пути заказаны ему; все цели, к которым влечется
животная личность человека, — все явно недостижимы.
Разумное сознание указывает другие цели, и цели эти не только достижимы, но дают полное удовлетворение
разумному сознанию человека; сначала однако, под влиянием ложного учения мира, человеку представляется, что цели эти противоположны его личности.
Как ни старается человек, воспитанный в нашем мире, с развитыми, преувеличенными похотями личности, признать себя в своем
разумном я, он не чувствует в этом я стремления к жизни, которое он чувствует в своей
животной личности.
Разумное я как будто созерцает жизнь, но не живет само и не имеет влечения к жизни.
Разумное я не чувствует стремления к жизни, а
животное я должно страдать, и потому остается одно — избавиться от жизни.
Рассуждение пессимистической философии и самых обыкновенных самоубийц такое: есть
животное я, в котором есть влечение к жизни. Это я с своим влечением не может быть удовлетворено; есть другое я,
разумное, в котором нет никакого влечения к жизни, которое только критически созерцает всю ложную жизнерадостность и страстность
животного я и отрицает ее всю.
Жизнь есть деятельность
животной личности, подчиненной закону разума. Разум есть тот закон, которому для своего блага должна быть подчинена
животная личность человека. Любовь есть единственная
разумная деятельность человека.
Животная личность человека требует блага,
разумное сознание показывает человеку бедственность всех борющихся между собою существ, показывает ему, что блага для его
животной личности быть не может, показывает ему, что единственное благо, возможное ему, было бы такое, при котором не было бы ни борьбы с другими существами, ни прекращения блага, пресыщения им, не было бы предвидения и ужаса смерти.
Истинная любовь всегда имеет в основе своей отречение от блага личности и возникающее от того благоволение ко всем людям. Только на этом общем благоволении может вырости истинная любовь к известным людям — своим или чужим. И только такая любовь дает истинное благо жизни и разрешает кажущееся противоречие
животного и
разумного сознания.
Жизнь понимается не так, как она сознается
разумным сознанием — как невидимое, но несомненное подчинение в каждое мгновение настоящего своего
животного — закону разума, освобождающее свойственное человеку благоволение ко всем людям и вытекающую из него деятельность любви, а только как плотское существование в продолжении известного промежутка времени, в определенных и устраиваемых нами, исключающих возможность благоволения ко всем людям, условиях.