Человеку дано разумное сознание с тем, чтобы он
положил жизнь в том благе, которое открывается ему его разумным сознанием. Тот, кто в этом благе положил жизнь, тот имеет жизнь; тот же, кто не полагает в нем жизни, а полагает ее в благе животной личности, тот этим самым лишает себя жизни. В этом состоит определение жизни, данное Христом.
Неточные совпадения
Фарисеи, не понимая того определения
жизни, которое дано людям теми учителями, в преданиях которых они воспитаны, заменяют его своими лжетолкованиями о будущей
жизни и вместе с тем стараются скрыть от людей определения
жизни других просветителей человечества, выставляя их перед своими учениками в самом их грубом и жестоком извращении,
полагая тем поддержать исключительный авторитет того учения, на котором они основывают свои толкования.
Если же человек увидал, что другие личности — такие же, как и он, что страдания угрожают ему, что существование его есть медленная смерть: если его разумное сознание стало разлагать существование его личности, он уже не может ставить свою
жизнь в этой разлагающейся личности, а неизбежно должен
полагать ее в той новой
жизни, которая открывается ему. И опять нет противоречия, как нет противоречия в зерне, пустившем уже росток и потому разлагающемся.
Если же бы человек мог
полагать свое благо в благе других существ, т. е. любил бы их больше себя, то смерть не представлялась бы ему тем прекращением блага и
жизни, каким она представляется человеку, живущему только для себя.
«Но я знаю
жизнь только в своей личности. Мне невозможно
полагать свою
жизнь в благе других существ».
«А мне невозможно это!» говорит заблудшее сознание, — и вместе с тем нет человека, который не делал бы этого самого невозможного, в этом самом невозможном не
полагал бы лучшего блага своей
жизни.
«Невозможно
полагать благо в трудах и страдании для другого», а стоит человеку отдаться этому чувству сострадания, — и наслаждения личности теряют для него смысл, и сила
жизни его переходит в труды и страдания для блага других, и страдания и труды становятся для него благом.
Человек, который
жизнь свою
полагает в существовании животной личности, не может любить, потому что любовь должна представляться ему деятельностью прямо противоположною его
жизни.
«Я перестану быть — умру, умрет всё то, в чем я
полагаю свою
жизнь», говорит человеку один голос; «я есмь», говорит другой голос, «и не могу и не должен умереть.
Люди дорожат этим своим я; и
полагая, что это я совпадает с их плотской
жизнью, делают заключение о том, что оно должно уничтожиться с уничтожением их плотской
жизни.
Но не то для человека, понимающего
жизнь. Такой человек знает, что он внес в свою теперешнюю
жизнь свое особенное отношение к миру, свою любовь к одному и нелюбовь к другому из скрытого для него прошедшего. Он знает, что эта-то любовь к одному и нелюбовь к другому, внесенная им в это его существование, есть самая сущность его
жизни; что это не есть случайное свойство его
жизни, но что это одно имеет движение
жизни, — и он в одном этом движении, в увеличении любви,
полагает свою
жизнь.
Человек,
положивши свою
жизнь в подчинение закону разума и в проявление любви, видит уж в этой
жизни, с одной стороны лучи света того нового центра
жизни, к которому он идет, с другой то действие, которое свет этот, проходящий через него, производит на окружающих.
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет таких богатств, которые бы не пропадали; нет такой власти, которая не кончалась бы. Всё это непрочно. Если человек
положит жизнь свою в том, чтобы быть здоровым, богатым, важным человеком, если даже он и получит то, чего добивается, он все-таки будет беспокоиться, бояться и огорчаться, потому что будет видеть, как всё то, во что он положил жизнь, уходит от него, будет видеть, что он сам понемногу стареется и приближается к смерти.
Неточные совпадения
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к
жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку,
положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью и с тобою.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь
положит. То-то эконом был!
Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
— Вы ничего не сказали;
положим, я ничего и не требую, — говорил он, — но вы знаете, что не дружба мне нужна, мне возможно одно счастье в
жизни, это слово, которого вы так не любите… да, любовь…
Он
полагал, что
жизнь человеческая возможна только за границей, куда он и уезжал жить при первой возможности, а вместе с тем вел в России очень сложное и усовершенствованное хозяйство и с чрезвычайным интересом следил за всем и знал всё, что делалось в России.
—
Положим, не завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный и богатый человек, еще граф (ведь они всё это ненавидят) без особенного труда делает то же, если не лучше, чем он, посвятивший на это всю
жизнь. Главное, образование, которого у него нет.