Неточные совпадения
Жизнь чувствует человек только в себе, в своей личности, и потому сначала человеку
представляется, что благо, которого он желает, есть благо только его личности.
Жизнь других существ
представляется ему совсем не такою, как своя, — она
представляется ему только подобием
жизни;
жизнь других существ человек только наблюдает и только из наблюдений узнает, что они живут.
Жизнь других существ, окружающих его,
представляется ему только одним из условий его существования.
Целью живых существ
представляется при этом внешнем наблюдении — сохранение своей личности, сохранение своего вида, воспроизведение себе подобных и борьба за существование, и эта самая воображаемая цель
жизни навязывается и человеку.
Если и западет тому или другому, бедному или богатому, сомнение в разумности такой
жизни, если тому и другому
представится вопрос о том, зачем эта бесцельная борьба за свое существование, которое будут продолжать мои дети, или зачем эта обманчивая погоня за наслаждениями, которые кончаются страданиями для меня и для моих детей, то нет почти никакого вероятия, чтобы он узнал те определения
жизни, которые давным-давно даны были человечеству его великими учителями, находившимися, за тысячи лет до него, в том же положении.
Ложное познание, не имея в виду этого главного предмета знания, направляет свои силы на изучение животного существования прошедших и современных людей и на изучение условий существования человека вообще, как животного. Ему
представляется, что из этих изучений может быть найдено и руководство для блага
жизни человеческой.
Наше знание о мире вытекает из сознания нашего стремления к благу и необходимости, для достижения этого блага, подчинения нашего животного разуму. Если мы знаем
жизнь животного, то только потому, что мы и в животном видим стремление к благу и необходимость подчинения закону разума, который в нем
представляется законом организма.
Жизнь человеческая
представляется неразрывно связанной с двумя видами существования, которые она включает в себя: существование животных и растений (организмов) и существование вещества.
Эти виды существования
представляются человеку как бы предшествовавшими, прожитыми
жизнями, включенными в его
жизнь, — как бы воспоминаниями о прежних
жизнях.
Человеку
представляется, что
жизнь его останавливается и раздваивается, но эти задержки и колебания суть только обман сознания (подобный обману внешних чувств). Задержек и колебаний истинной
жизни нет и не может быть: они только нам кажутся при ложном взгляде на
жизнь.
Человеку прежде всего
представляются видимые цели его личности целями его
жизни. Цели эти видимы и потому кажутся понятными.
Если же бы человек мог полагать свое благо в благе других существ, т. е. любил бы их больше себя, то смерть не
представлялась бы ему тем прекращением блага и
жизни, каким она
представляется человеку, живущему только для себя.
Смерть для человека, живущего для других, не могла бы
представляться ему уничтожением блага и
жизни, потому что благо и
жизнь других существ не только не уничтожаются
жизнью человека, служащего им, но очень часто увеличиваются и усиливаются жертвою его
жизни.
— Ничего не знаю этого, — говорит разумное сознание, знаю только то, что моя
жизнь и
жизнь мира, представлявшиеся мне прежде злой бессмыслицей,
представляются мне теперь одним разумным целым, живущим и стремящимся к одному и тому же благу, чрез подчинение одному и тому же закону разума, который я знаю в себе.
«Невозможно жертвовать своей
жизнью для блага других», а стоит человеку познать это чувство, и смерть не только не видна и не страшна ему, но
представляется высшим доступным ему благом.
Он не может не видеть и того, что, при допущении такого же понимания
жизни и в других людях и существах,
жизнь всего мира, вместо прежде представлявшихся безумия и жестокости, становится тем высшим разумным благом, которого только может желать человек, — вместо прежней бессмысленности и бесцельности, получает для него разумный смысл: целью
жизни мира
представляется такому человеку бесконечное просветление и единение существ мира, к которому идет
жизнь и в котором сначала люди, а потом и все существа, более и более подчиняясь закону разума, будут понимать (то, что дано понимать теперь одному человеку), что благо
жизни достигается не стремлением каждого существа к своему личному благу, а стремлением, согласно с законом разума, каждого существа к благу всех других.
То, что так понимала и понимает
жизнь большая половина человечества, — то, что величайшие умы понимали
жизнь так же, — то, что никак нельзя ее понимать иначе, нисколько не смущает их. Они так уверены в том, что все вопросы
жизни, если не разрешаются самым удовлетворительным образом, то устраняются телефонами, оперетками, бактериологией, электрическим светом, робуритом и т. п., что мысль об отречении от блага
жизни личной
представляется им только отголоском древнего невежества.
Самоубийство
представляется им единственным выходом из неразумия человеческой
жизни нашего времени.
Людям этим любовь
представляется не тем единственным законным проявлением
жизни, каким она
представляется для разумного сознания, а только одною из тысячей разных случайностей, бывающих в
жизни, —
представляется одним из тех тысячей разнообразных настроений, в которых бывает человек во время своего существования: бывает, что человек щеголяет, бывает, что увлечен наукою или искусством, бывает, что увлечен службой, честолюбием, приобретением, бывает, что он любит кого-нибудь.
Настроение любви
представляется людям, не разумеющим
жизни, — не сущностью
жизни человеческой, но случайным настроением — таким же независимым от его воли, как и все другие, которым подвергается человек во время своей
жизни.
Чувствуется, правда, и этими людьми то, что в состоянии любви есть что-то особенное, более важное, чем во всех других настроениях. Но, не понимая
жизни, люди эти не могут и понимать любви, и состояние любви
представляется им таким же бедственным и таким же обманчивым, как и все другие состояния.
Человек, который
жизнь свою полагает в существовании животной личности, не может любить, потому что любовь должна
представляться ему деятельностью прямо противоположною его
жизни.
Люди, боящиеся смерти, боятся ее оттого, что она
представляется им пустотою и мраком; но пустоту и мрак они видят потому, что не видят
жизни.
Смерть
представляется только тому человеку, который, не признав свою
жизнь в установлении разумного отношения к миру и проявлении его в большей и большей любви, остался при том отношении, т. е. с тою степенью любви, к одному и нелюбви к другому, с которыми он вступил в существование.
Жизнь есть неперестающее движение, а оставаясь в том же отношении к миру, оставаясь на той степени любви, с которой он вступил в
жизнь, он чувствует остановку ее, и ему
представляется смерть.
Свое особенное отношение к миру, любовь к одному и нелюбовь к другому, такому человеку
представляется только одним из условий его существования; и единственное дело
жизни, установление нового отношения к миру, увеличение любви,
представляется ему делом не нужным.
Представляется, что я умру, и кончится моя
жизнь, и эта мысль мучает и пугает, потому что жалко себя.
Мне
жизнь моя земная и
жизнь всех других людей
представляется так...
Видимая
жизнь наша
представляется мне отрезком конуса, вершина и основание которого скрываются от моего умственного взора.
Нам обыкновенно
представляется, что жить плотской
жизнью естественно, и неестественно погибать от огня, воды, холода, молнии, болезней, пистолета, бомбы; — но стоит подумать серьезно, глядя со стороны на
жизнь людей, чтобы увидать, что напротив: жить человеку плотской
жизнью среди этих гибельных условий, среди всех, везде распространенных и большей частью убийственных, бесчисленных бактерий, совершенно неестественно.
Кончается дело
жизни, и ничто уже не может остановить неперестающую гибель человеческой животной
жизни, — гибель эта совершается, и одна из ближайших, всегда окружающих человека, причин плотской смерти
представляется нам исключительной причиной ее.
Объяснение этого странного противоречия только одно: люди все в глубине души знают, что всякие страдания всегда нужны, необходимы для блага их
жизни, и только потому продолжают жить, предвидя их или подвергаясь им. Возмущаются же они против страданий потому, что при ложном взгляде на
жизнь, требующем блага только для своей личности, нарушение этого блага, не ведущее к очевидному благу, должно
представляться чем-то непонятным и потому возмутительным.
Я вижу причины своего страдания в прошедшем, в заблуждениях моих и других людей, и если моя деятельность не направлена на причину страдания — на заблуждение, и я не стараюсь освободиться от него, я не делаю того, что должно быть, и потому-то страдание и
представляется мне тем, чего не должно быть, и оно не только в действительности, но и в воображении возрастает до ужасных, исключающих возможность
жизни, размеров.
Тайна
жизни и объяснение всего
представляется в запятых, живчиках, не видных уже, а скорее предполагаемых, нынче открываемых, а завтра забываемых.