То, что все учения великих умов человечества так поражали людей своим величием, что
грубые люди придавали им большей частью сверхъестественный характер и признавали основателей их полубогами, — то самое, что служит главным признаком значительности этих учений, — это самое обстоятельство и служит для книжников лучшим, как им кажется, доказательством неправильности и отсталости этих учений.
Неточные совпадения
И те и другие лжеучители, несмотря на то, что учения и тех и других основаны на одном и том же
грубом непонимании основного противоречия человеческой жизни, всегда враждовали и враждуют между собой. Оба учения эти царствуют в нашем мире и, враждуя друг с другом, наполняют мир своими спорами, — этими самыми спорами скрывая от
людей те определения жизни, открывающие путь к истинному благу
людей, которые уже за тысячи лет даны человечеству.
Фарисеи, не понимая того определения жизни, которое дано
людям теми учителями, в преданиях которых они воспитаны, заменяют его своими лжетолкованиями о будущей жизни и вместе с тем стараются скрыть от
людей определения жизни других просветителей человечества, выставляя их перед своими учениками в самом их
грубом и жестоком извращении, полагая тем поддержать исключительный авторитет того учения, на котором они основывают свои толкования.
Книжники же, и не подозревая в фарисейских учениях тех разумных основ, на которых они возникли, прямо отрицают всякие учения о будущей жизни и смело утверждают, что все эти учения не имеют никакого основания, а суть только остатки
грубых обычаев невежества, и что движение вперед человечества состоит в том, чтобы не задавать себе никаких вопросов о жизни, выходящих за пределы животного существования
человека.
Что может быть яснее?» Так смотрели и всегда смотрят на жизнь самые
грубые, невежественные
люди, едва выходящие из животного состояния.
Это самое и делает потворствующая
грубой толпе ложная наука книжников нашего времени, рассматривая жизнь без главного определения ее, стремления к благу, открытого только в сознании
человека. Исходя прямо из определения жизни независимо от стремления к благу, ложная наука наблюдает цели живых существ и, находя в них цели, чуждые
человеку, навязывает их ему.
Ложная наука, взявшая за исходную точку отсталое представление о жизни, при котором не видно то противоречие жизни человеческой, которое составляет главное ее свойство, — эта мнимая наука в своих последних выводах приходит к тому, чего требует
грубое большинство человечества, — к признанию возможности блага одной личной жизни, к признанию для
человека благом одного животного существования.
Ложная наука идет дальше даже требований
грубой толпы, которым она хочет найти объяснение, — она приходит к утверждению того, что с первого проблеска своего отвергает разумное сознание
человека, приходит к выводам о том, что жизнь
человека, как и всякого животного, состоит в борьбе за существование личности, рода и вида.
А между тем несчастные не подозревают того, что самый
грубый индеец, стоящий годы на одной ноге во имя только отречения от блага личности для нирваны, — без всякого сравнения более живой
человек, чем они, озверевшие
люди нашего современного, европейского общества, летающие по всему миру по железным дорогам и при электрическом свете показывающие и по телеграфам и телефонам разглашающие всему свету свое скотское состояние.
Любовь эта, в которой только и есть жизнь, проявляется в душе
человека, как чуть заметный, нежный росток среди похожих на неё
грубых ростков сорных трав, различных похотей
человека, которые мы называем любовью.
Но что еще хуже:
люди грубыми руками ухватывают самый росток и кричат: «вот он, мы нашли его, мы теперь знаем его, возрастим его.
— Ну, и без этого обойдемся, — сказал офицер, поднося откупоренный графинчик к стакану Нехлюдова. — Позволите? Ну, как угодно. Живешь в этой Сибири, так человеку образованному рад-радешенек. Ведь наша служба, сами знаете, самая печальная. А когда человек к другому привык, так и тяжело. Ведь про нашего брата такое понятие, что конвойный офицер — значит
грубый человек, необразованный, а того не думают, что человек может быть совсем для другого рожден.
Дяди мои поместились в отдельной столовой, из которой, кроме двери в залу, был ход через общую, или проходную, комнату в большую столярную; прежде это была горница, в которой у покойного дедушки Зубина помещалась канцелярия, а теперь в ней жил и работал столяр Михей, муж нашей няньки Агафьи, очень сердитый и
грубый человек.
Неточные совпадения
Любовное свидание мужчины с женщиной именовалось «ездою на остров любви»;
грубая терминология анатомии заменилась более утонченною; появились выражения вроде «шаловливый мизантроп», [Мизантро́п —
человек, избегающий общества, нелюдим.] «милая отшельница» и т. п.
Они были порождение тогдашнего
грубого, свирепого века, когда
человек вел еще кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою, не чуя человечества.
Жиды начали опять говорить между собою на своем непонятном языке. Тарас поглядывал на каждого из них. Что-то, казалось, сильно потрясло его: на
грубом и равнодушном лице его вспыхнуло какое-то сокрушительное пламя надежды — надежды той, которая посещает иногда
человека в последнем градусе отчаяния; старое сердце его начало сильно биться, как будто у юноши.
И… и главное, он такой
грубый, грязный, обращение у него трактирное; и… и, положим, он знает, что и он, ну хоть немного, да порядочный же
человек… ну, так чем же тут гордиться, что порядочный
человек?
Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не супротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в
грубых, но сильных выражениях и должно было произвести опасное впечатление на умы простых
людей.