Неточные совпадения
— Храбрый? храбрый? — повторил
капитан с видом человека, которому в первый раз представляется подобный вопрос: — храбрый тот, который ведет себя как следует,
сказал он, подумав немного.
Я вспомнил, что Платон определяет храбрость знанием того, чего нужно и чего не нужно бояться, и, несмотря на общность и неясность выражения в определении
капитана, я подумал, что основная мысль обоих не так различна, как могло бы показаться, и что даже определение
капитана вернее определения греческого философа, потому что, если бы он мог выражаться так же, как Платон, он, верно,
сказал бы, что храбр тот, кто боится только того, чего следует бояться, а не того, чего не нужно бояться.
Француз, который при Ватерлоо
сказал: «la garde meurt, mais ne se rend pas», [«гвардия умирает, но не сдается»,] и другие, в особенности французские герои, которые говорили достопамятные изречения, были храбры и действительно говорили достопамятные изречения; но между их храбростью и храбростью
капитана есть та разница, что если бы великое слово, в каком бы то ни было случае, даже шевелилось в душе моего героя, я уверен, он не
сказал бы его: во-первых, потому, что,
сказав великое слово, он боялся бы этим самым испортить великое дело, а во-вторых, потому, что, когда человек чувствует в себе силы сделать великое дело, какое бы то ни было слово не нужно.
—
Скажите лучше: так Богу угодно, — повторил
капитан.
— Бедный Пантен! —
сказал капитан, не зная, сердиться или смеяться. — Ваша догадка остроумна, но лишена всякой основы. Идите спать. Даю вам слово, что вы ошибаетесь. Я делаю то, что сказал.
Вернувшись, ни Кароль, ни его спутник ничего не
сказали капитану о встрече, и он узнал о ней стороной. Он был человек храбрый. Угрозы не пугали его, но умолчание Кароля он затаил глубоко в душе как измену. В обычное время он с мужиками обращался лучше других, и мужики отчасти выделяли его из рядов ненавидимого и презираемого панства. Теперь он теснее сошелся с шляхтой и даже простил поджигателя Банькевича.
Неточные совпадения
— Вот и Крестовая! —
сказал мне штабс-капитан, когда мы съехали в Чертову долину, указывая на холм, покрытый пеленою снега; на его вершине чернелся каменный крест, и мимо его вела едва-едва заметная дорога, по которой проезжают только тогда, когда боковая завалена снегом; наши извозчики объявили, что обвалов еще не было, и, сберегая лошадей, повезли нас кругом.
— Знаю, братец, знаю без тебя! —
сказал штабс-капитан. — Уж эти бестии! рады придраться, чтоб сорвать на водку.
— Конечно, по-ихнему, —
сказал штабс-капитан, — он был совершенно прав.
— Жалкие люди! —
сказал я штабс-капитану, указывая на наших грязных хозяев, которые молча на нас смотрели в каком-то остолбенении.
Скажите-ка, пожалуйста, — продолжал штабс-капитан, обращаясь ко мне, — вы вот, кажется, бывали в столице, и недавно: неужели тамошная молодежь вся такова?