Неточные совпадения
В это время я нечаянно уронил свой
мокрый платок и хотел поднять его; но только что я нагнулся, меня поразил страшный пронзительный крик, исполненный такого ужаса, что, проживи я сто лет, я никогда его не забуду, и, когда вспомню, всегда пробежит холодная дрожь по моему
телу.
Я продолжал сидеть в теплой ванне. Кругом, как и всегда в мыльной, шлепанье по голому
мокрому телу, шипенье воды, рвущейся из кранов в шайки, плеск окачивающихся, дождевой шумок душей — и не слышно человеческих голосов.
И ничего наступило. Ноги, у которых свое сознание и своя жизнь, продолжали ходить и носить дрожащее
мокрое тело. Руки, у которых свое сознание, тщетно пытались запахнуть расходящийся на груди халат и согреть дрожащее мокрое тело. Тело дрожало и зябло. Глаза смотрели. И это был почти что покой.
Женщинам и здесь доставалось тяжелее, чем мужчинам, потому что сарафаны облепляли
мокрое тело грязными тряпками, на подолах грязь образовывала широкую кайму, голые ноги и башмаки были покрыты сплошным слоем вязкой красной глины.
Неточные совпадения
За углом, на тумбе, сидел, вздрагивая всем
телом, качаясь и тихонько всхлипывая, маленький, толстый старичок с рыжеватой бородкой, в пальто, измазанном грязью; старичка с боков поддерживали двое: постовой полицейский и человек в котелке, сдвинутом на затылок; лицо этого человека было надуто, глаза изумленно вытаращены, он прилаживал
мокрую, измятую фуражку на голову старика и шипел, взвизгивал:
Мокрое платье так прилипло к ее
телу, что она была точно голая; она брызгала водою, отжимая волосы, и кричала:
Влажные жары сильно истомляют людей и животных. Влага оседает на лицо, руки и одежду, бумага становится вокхою [Местное выражение, означающее сырой, влажный на ощупь, но не
мокрый предмет.] и перестает шуршать, сахар рассыпается, соль и мука слипаются в комки, табак не курится; на
теле часто появляется тропическая сыпь.
С пяти часов утра до двенадцати ночи голый и босой человек, только в одном коротеньком фартучке от пупа до колена, работает беспрерывно всеми мускулами своего
тела, при переменной температуре от 14 до 60 градусов по Реомюру, да еще притом все время
мокрый.
Всё болело; голова у меня была
мокрая,
тело тяжелое, но не хотелось говорить об этом, — всё кругом было так странно: почти на всех стульях комнаты сидели чужие люди: священник в лиловом, седой старичок в очках и военном платье и еще много; все они сидели неподвижно, как деревянные, застыв в ожидании, и слушали плеск воды где-то близко. У косяка двери стоял дядя Яков, вытянувшись, спрятав руки за спину. Дед сказал ему: