Ночью приходит ко мне, — в одном доме живем, — жалуется: вот, Шлейермахер утверждает, что идея счастья была акушеркой, при ее помощи разум родил понятие о высшем благе.
— Когда не знаешь, для чего живешь, так живешь как-нибудь, день за днем; радуешься, что день прошел, что
ночь пришла, и во сне погрузишь скучный вопрос о том, зачем жил этот день, зачем будешь жить завтра.
Он денег твоих, десяти тысяч, пожалуй, не возьмет, пожалуй, и по совести не возьмет, а
ночью придет и зарежет, да и вынет их из шкатулки.
А дома мамаша так уж и ждет меня: она лежит, а я ей рассказываю все, все, так и
ночь придет, а я все говорю, и она все слушает про дедушку: что он делал сегодня и что мне рассказывал, какие истории, и что на урок мне задал.
Неточные совпадения
Громко кликала я матушку. // Отзывались ветры буйные, // Откликались горы дальние, // А родная не
пришла! // День денна моя печальница, // В
ночь — ночная богомолица! // Никогда тебя, желанная, // Не увижу я теперь! // Ты ушла в бесповоротную, // Незнакомую дороженьку, // Куда ветер не доносится, // Не дорыскивает зверь…
Но торжество «вольной немки»
приходило к концу само собою.
Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу поняла, что все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже поздно.
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно
приходил однажды
ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.
Мне невольно
пришло на мысль, что
ночью я слышал тот же голос; я на минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу, девушки там не было.
Одни только частые рябины и ухабины, истыкавшие их, причисляли его к числу тех лиц, на которых, по народному выражению, черт
приходил по
ночам молотить горох.