Неточные совпадения
Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и
людям даны умиление и радость весны, а считалось священым и важным то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к 9-ти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта —
две женщины и один мужчина.
В то время Нехлюдов, воспитанный под крылом матери, в 19 лет был вполне невинный юноша. Он мечтал о женщине только как о жене. Все же женщины, которые не могли, по его понятию, быть его женой, были для него не женщины, а
люди. Но случилось, что в это лето, в Вознесенье, к тетушкам приехала их соседка с детьми:
двумя барышнями, гимназистом и с гостившим у них молодым художником из мужиков.
Он отвергал показание Масловой о том, что Бочкова и Картинкин были с ней вместе, когда она брала деньги, настаивая на том, что показание ее, как уличенной отравительницы, не могло иметь веса. Деньги, 2500 рублей, говорил адвокат, могли быть заработаны
двумя трудолюбивыми и честными
людьми, получавшими иногда в день по 3 и 5 рублей от посетителей. Деньги же купца были похищены Масловой и кому-либо переданы или даже потеряны, так как она была не в нормальном состоянии. Отравление совершила одна Маслова.
Между теми и другими были
две сетки и аршина три расстояния, так что не только передать что-нибудь, но и рассмотреть лицо, особенно близорукому
человеку, было невозможно.
Масленникова Нехлюдову нужно было просить о
двух вещах: о переводе Масловой в больницу и о 130 бесписьменных, безвинно содержимых в остроге. Как ни тяжело ему было просить
человека, которого он не уважал, это было единственное средство достигнуть цели, и надо было пройти через это.
Старичок с белыми волосами прошел в шкап и скрылся там. В это время Фанарин, увидав товарища, такого же, как и он, адвоката, в белом галстуке и фраке, тотчас же вступил с ним в оживленный разговор; Нехлюдов же разглядывал бывших в комнате. Было
человек 15 публики, из которых
две дамы, одна в pince-nez молодая и другая седая. Слушавшееся нынче дело было о клевете в печати, и потому собралось более, чем обыкновенно, публики — всё
люди преимущественно из журнального мира.
В ложе была Mariette и незнакомая дама в красной накидке и большой, грузной прическе и двое мужчин: генерал, муж Mariette, красивый, высокий
человек с строгим, непроницаемым горбоносым лицом и военной, ватой и крашениной подделанной высокой грудью, и белокурый плешивый
человек с пробритым с фосеткой подбородком между
двумя торжественными бакенбардами.
Рагожинский был
человек без имени и состояния, но очень ловкий служака, который, искусно лавируя между либерализмом и консерватизмом, пользуясь тем из
двух направлений, которое в данное время и в данном случае давало лучшие для его жизни результаты, и, главное, чем-то особенным, чем он нравился женщинам, сделал блестящую относительно судейскую карьеру.
Вел он партию как обыкновенно и как полагается и никак не мог предвидеть, что такие сильные
люди, как те
два, которых видел Нехлюдов, не выдержат и умрут.
Вагон, в котором было место Нехлюдова, был до половины полон народом. Были тут прислуга, мастеровые, фабричные, мясники, евреи, приказчики, женщины, жены рабочих, был солдат, были
две барыни: одна молодая, другая пожилая с браслетами на оголенной руке и строгого вида господин с кокардой на черной фуражке. Все эти
люди, уже успокоенные после размещения, сидели смирно, кто щелкая семечки, кто куря папиросы, кто ведя оживленные разговоры с соседями.
Один из
двух рабочих,
человек лет пятидесяти, с недоумением и даже с испугом переглянулся с молодым.
Он принадлежал к партии народовольцев и был даже главою дезорганизационной группы, имевшей целью терроризировать правительство так, чтобы оно само отказалось от власти и призвало народ. С этой целью он ездил то в Петербург, то за границу, то в Киев, то в Одессу и везде имел успех.
Человек, на которого он вполне полагался, выдал его. Его арестовали, судили, продержали
два года в тюрьме и приговорили к смертной казни, заменив ее бессрочной каторгой.
Один из вошедших был невысокий сухощавый молодой
человек в крытом полушубке и высоких сапогах. Он шел легкой и быстрой походкой, неся
два дымящихся больших чайника с горячей водой и придерживая под мышкой завернутый в платок хлеб.
Только утром, именно в то время, когда Нехлюдов застал его, он был похож на разумного
человека и мог понимать, чтò ему говорили, и более или менее успешно исполнять на деле пословицу, которую любил повторять: «пьян да умен —
два угодья в нем».
Оказалось, что грамотных было больше 20
человек. Англичанин вынул из ручного мешка несколько переплетенных Новых Заветов, и мускулистые руки с крепкими черными ногтями из-за посконных рукавов потянулись к нему, отталкивая друг друга. Он роздал в этой камере
два Евангелия и пошел в следующую.
В следующей камере было то же самое. Такая же была духота, вонь; точно так же впереди, между окнами, висел образ, а налево от двери стояла парашка, и так же все тесно лежали бок с боком, и так же все вскочили и вытянулись, и точно так же не встало три
человека.
Два поднялись и сели, а один продолжал лежать и даже не посмотрел на вошедших; это были больные. Англичанин точно так же сказал ту же речь и так же дал
два Евангелия.
Неточные совпадения
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней
два места: в одном, как великие
люди способствовали благу своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и силу, с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Человек он был чувствительный, и когда говорил о взаимных отношениях
двух полов, то краснел.
Упоминалось о том, что Бог сотворил жену из ребра Адама, и «сего ради оставит
человек отца и матерь и прилепится к жене, будет
два в плоть едину» и что «тайна сия велика есть»; просили, чтобы Бог дал им плодородие и благословение, как Исааку и Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб они видели сыны сынов своих.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать
два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся
люди.
В его петербургском мире все
люди разделялись на
два совершенно противоположные сорта.