Неточные совпадения
— Вам Маслову? — спросила она, подходя с дежурным надзирателем к одной из дверей
камер, отворявшихся
в коридор.
Надзиратель, гремя железом, отпер замок и, растворив дверь
камеры, из которой хлынул еще более вонючий, чем
в коридоре, воздух, крикнул...
В камере слышна была суетня: женские голоса и шаги босых ног.
— Живей, что ль, поворачивайся там, Маслова, говорю! — крикнул старший надзиратель
в дверь
камеры.
В камере захохотал женский голос.
Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных
камер мужчин, из которых их везде провожали глаза
в форточках дверей, и вошли
в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями.
Маслова вернулась домой
в свою
камеру только
в 6 часов вечера, усталая и больная ногами после пройденных без привычки пятнадцати верст по камню, убитая неожиданно строгим приговором, сверх того, голодная.
Старшой подошел и сердито ткнул Маслову
в плечо и, кивнув ей головой, повел ее
в женский коридор.
В женском коридоре ее всю ощупали, обыскали и, не найдя ничего (коробка папирос была засунута
в калаче), впустили
в ту же
камеру, из которой она вышла утром.
Камера,
в которой содержалась Маслова, была длинная комната,
в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися досками, занимавшими две трети пространства.
В середине, против двери, была темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево было почерневшее место пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что прошла, и женщины уже были заперты на ночь.
Она, не обращая никакого внимания на то, что происходило вокруг нее, ходила босая и
в одной грязной серой рубахе взад и вперед по свободному месту
камеры, круто и быстро поворачиваясь, когда доходила до стены.
Когда загремел замок, и Маслову впустили
в камеру, все обратились к ней. Даже дочь дьячка на минуту остановилась, посмотрела на вошедшую, подняв брови, но, ничего не сказав, тотчас же пошла опять ходить своими большими, решительными шагами. Кораблева воткнула иголку
в суровую холстину и вопросительно через очки уставилась на Маслову.
По коридору послышались шаги
в шлепающих котах, загремел замок, и вошли два арестанта-парашечники
в куртках и коротких, много выше щиколок, серых штанах и, с серьезными, сердитыми лицами подняв на водонос вонючую кадку, понесли ее вон из
камеры. Женщины вышли
в коридор к кранам умываться. У кранов произошла ссора рыжей с женщиной, вышедшей из другой, соседней
камеры. Опять ругательства, крики, жалобы…
Из другой
камеры вышли другие арестантки, и все стали
в два ряда коридора, причем женщины заднего ряда должны были класть руки на плечи женщин первого ряда. Всех пересчитали.
Маслова с Федосьей находились
в середине колонны, состоящей более чем из ста женщин, вышедших из всех
камер.
В обычное время
в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и
камер, зашлепали босые ноги и каблуки котов, по коридорам прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам на поверку, а после поверки пошли за кипятком для чая.
За чаем
в этот день по всем
камерам острога шли оживленные разговоры о том, что
в этот день должны были быть наказаны розгами два арестанта.
Его любили товарищи по
камере за его веселость, щедрость и твердость
в отношениях с начальством.
— Ну, девка, заживешь теперь, — говорила Кораблева Масловой, когда она вернулась
в камеру. — Видно, здорово
в тебя втреснувши; не зевай, пока он ездит. Он выручит. Богатым людям всё можно.
— Как же, даже должен был меры строгости употребить — перевел
в другую
камеру. Так она женщина смирная, но денег вы, пожалуйста, не давайте. Это такой народ…
— А нельзя ли мне повидать Меньшова
в его
камере?
— Вот сведите князя
в камеру к Меньшову.
Камера 21-я, — сказал смотритель помощнику, — а потом
в контору. А я вызову. Как ее звать?
Двери
камер были отперты, и несколько арестантов было
в коридоре. Чуть заметно кивая надзирателям и косясь на арестантов, которые или, прижимаясь к стенам, проходили
в свои
камеры, или, вытянув руки по швам и по-солдатски провожая глазами начальство, останавливались у дверей, помощник провел Нехлюдова через один коридор, подвел его к другому коридору налево, запертому железной дверью.
В четвертой
камере сидел широколицый бледный человек, низко опустив голову и облокотившись локтями на колени.
Его, очевидно, не интересовало узнать, кто глядит к нему
в камеру.
— Да, мне рассказывали про ваше дело, — сказал Нехлюдов, проходя
в глубь
камеры и становясь у решетчатого и грязного окна, — и хотелось бы от вас самих услышать.
Меньшов подошел тоже к окну и тотчас же начал рассказывать, сначала робко поглядывая на смотрителя, потом всё смелее и смелее; когда же смотритель совсем ушел из
камеры в коридор, отдавая там какие-то приказания, он совсем осмелел.
Проходя назад по широкому коридору (было время обеда, и
камеры были отперты) между одетыми
в светло-желтые халаты, короткие, широкие штаны и коты людьми, жадно смотревшими на него, Нехлюдов испытывал странные чувства — и сострадания к тем людям, которые сидели, и ужаса и недоумения перед теми, кто посадили и держат их тут, и почему-то стыда за себя, за то, что он спокойно рассматривает это.
В одном коридоре пробежал кто-то, хлопая котами,
в дверь
камеры, и оттуда вышли люди и стали на дороге Нехлюдову, кланяясь ему.
Вернувшись после этого свидания
в свою вонючую
камеру.
В камере были только: чахоточная владимирская с грудным ребенком, старушка Меньшова и сторожиха с двумя детьми.
В это время послышался шум шагов и женский говор
в коридоре, и обитательницы
камеры в котах на босу ногу вошли
в нее, каждая неся по калачу, а некоторые и по два. Федосья тотчас же подошла к Масловой.
— Вы знаете, отчего барон — Воробьев? — сказал адвокат, отвечая на несколько комическую интонацию, с которой Нехлюдов произнес этот иностранный титул
в соединении с такой русской фамилией. — Это Павел за что-то наградил его дедушку, — кажется, камер-лакея, — этим титулом. Чем-то очень угодил ему. — Сделать его бароном, моему нраву не препятствуй. Так и пошел: барон Воробьев. И очень гордится этим. А большой пройдоха.
Тут, во время службы
в Сенате, его родные выхлопотали ему назначение камер-юнкером, и он должен был ехать
в шитом мундире,
в белом полотняном фартуке,
в карете, благодарить разных людей за то, что его произвели
в должность лакея.
За это время Нехлюдову, вследствие перевода Масловой к политическим, пришлось познакомиться с многими политическими, сначала
в Екатеринбурге, где они очень свободно содержались все вместе
в большой
камере, а потом на пути с теми пятью мужчинами и четырьмя женщинами, к которым присоединена была Маслова. Это сближение Нехлюдова с ссылаемыми политическими совершенно изменило его взгляды на них.
В коридоре и
камерах весь вечер была мертвая тишина.
— Бернов! — крикнул офицер, — проводи их к Вакулову, скажи пропустить
в отдельную
камеру к политическим; могут там побыть до поверки.
Из сеней шел коридор,
в который отворялись двери
камер.
Первая была
камера семейных, потом большая
камера холостых и
в конце коридора две маленькие
камеры, отведенные для политических.
Помещение этапа, предназначенное для 150 человек, вмещая 450, было так тесно, что арестанты, не помещаясь
в камерах, наполняли коридор.
В камере стоял пар от сохнувшей мокрой одежды и слышался неумолкаемый крик женских голосов.
Помещение политических состояло из двух маленьких
камер, двери которых выходили
в отгороженную часть коридора. Войдя
в отгороженную часть коридора, первое лицо, которое увидал Нехлюдов, был Симонсон с сосновым поленом
в руке, сидевший
в своей куртке на корточках перед дрожащей, втягиваемой жаром заслонкой растопившейся печи.
Нехлюдов отворил дверь и вошел
в небольшую
камеру, слабо освещенную маленькой металлической лампочкой, низко стоявшей на нарах.
В камере было холодно и пахло неосевшей пылью, сыростью и табаком. Жестяная лампа ярко освещала находящихся около нее, но нары были
в тени, и по стенам ходили колеблющиеся тени.
В небольшой
камере были все, за исключением двух мужчин, заведывавших продовольствием и ушедших за кипятком и провизией. Тут была старая знакомая Нехлюдова, еще более похудевшая и пожелтевшая Вера Ефремовна с своими огромными испуганными глазами и налившейся жилой на лбу,
в серой кофте и с короткими волосами. Она сидела перед газетной бумагой с рассыпанным на ней табаком и набивала его порывистыми движениями
в папиросные гильзы.
Марья Павловна вышла, а вслед за ней
в камеру вошли два человека с кипятком и провизией.
В соседней
камере послышались голоса начальства. Всё зaтихло, и вслед за этим вошел старшой с двумя конвойными. Это была поверка. Старшой счел всех, указывая на каждого пальцем. Когда дошла очередь до Нехлюдова, он добродушно-фамильярно сказал ему...
— Разве можно тут разговаривать, — сказала она, — пройдите сюда, там одна Верочка. — И она вперед прошла
в соседнюю дверь крошечной, очевидно одиночной
камеры, отданной теперь
в распоряжение политических женщин. На нарах, укрывшись с головой, лежала Вера Ефремовна.
Странное чувство охватило Нехлюдова, когда он остался один
в маленькой
камере, слушая тихое дыхание, прерываемое изредка стонами Веры Ефремовны, и гул уголовных, не переставая раздававшийся за двумя дверями.
Он не успел разобраться
в своих чувствах, как
в отворенную дверь ворвался усиленный звук гула уголовных (у них нынче было что-то особенное), и
в камеру вошла Катюша.
Когда Нехлюдов вернулся вслед за Катюшей
в мужскую
камеру, там все были
в волнении. Набатов, везде ходивший, со всеми входивший
в сношения, всё наблюдавший, принес поразившее всех известие. Известие состояло
в том, что он на стене нашел записку, написанную революционером Петлиным, приговоренным к каторжным работам. Все полагали, что Петлин уже давно на Каре, и вдруг оказывалось, что он только недавно прошел по этому же пути один с уголовными.
Уголовные теперь затихли, и большинство спало. Несмотря на то, что люди
в камерах лежали и на нарах, и под нарами и
в проходах, они все не могли поместиться, и часть их лежала на полу
в коридоре, положив головы на мешки и укрываясь сырыми халатами.