Неточные совпадения
Он
знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у
ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза.
— Этого не обещаю. Вы не
знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих
детей в адъютанты.
— Да, ваша правда, — продолжала графиня. — До сих пор я была, слава Богу, другом своих
детей и пользуюсь полным их доверием, — говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у
детей их нет тайн от них. — Я
знаю, что я всегда буду первою confidente [советницей] моих дочерей, и что Николинька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как
ребенок, не
зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
— Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, — продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, — в такие минуты, как теперь, обо всем надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих
детей, ты это
знаешь.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого
знала еще
ребенком.
— Я боюсь за
ребенка, — говорила она m-lle Bourienne, — Бог
знает, что́ может сделаться от испуга.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже
знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как
ребенок.
Он не
знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц-женщин с грудными
детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине.
— Charmée de vous voir. Je suis très contente de vous voir, [ — Очень рада вас видеть. Очень рада.] — сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она
знала его
ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его с женою, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
Однажды она пришла к графине, хотела что-то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного
ребенка, который сам не
знает, за что́ он наказан.
— Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими
детьми, но не
знал, как поправить это). — Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
— Уварку посылал послушать на заре, — сказал его бас после минутного молчанья, — сказывал, в Отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба
знали, перешла с
детьми в Отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
— Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге — с этими вы в своем праве, они
знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или
ребенка!..
Издатель Русского Вестника Глинка, которого
узнали («писатель, писатель!» послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел
ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим
ребенком.
Ну так, милое
дитя мое, ты
знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты…
— Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и всё наше — детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на 100 тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они
знают. Посмотри; вон напротив, у Лопухиных еще третьего дня всё до чиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так
детей.
Кое-где между вощинами с мертвыми
детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюжжание; где-нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно сверх сил тащут прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не
зная, для чего они это делают.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своею ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не
узнал того места, с которого он пошел за
ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками.
Пьер отвечал, что
ребенок принадлежал женщине в черном салопе, которая сидела с
детьми на этом месте и спрашивал, не
знает ли кто ее и куда она перешла.
— Mon enfant! — проговорила она, — je vous aime et vous connais depuis longtemps. [
Дитя мое! я вас люблю и
знаю давно.]
Она была такою же, какою он
знал ее почти
ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно-шаловливое выражение.
Наташа не то чтобы любила уединение (она не
знала, любила ли она или нет, ей даже казалось, что нет), но она нося, рождая и кормя
детей и принимая участие в каждой минуте жизни мужа, не могла удовлетворить этим потребностям иначе, как отказавшись от света.
— Очень и очень одобряю, мой друг, — сказал он, с значительным видом. И, помолчав немного, он прибавил: — а я нынче скверно себя вел. Тебя не было в кабинете. Мы заспорили с Пьером, и я погорячился. Да невозможно. Это такой
ребенок. Я не
знаю, чтò бы с ним было, ежели бы Наташа не держала его под уздцы. Можешь себе представить, зачем ездил в Петербург?.. Они там устроили…
— Ах
знаешь ли, Nicolas, Николинька так часто меня мучит, — сказала графиня Марья. — Это такой необыкновенный мальчик. И я боюсь, что я забываю его за своими. У нас у всех
дети, у всех родня; а у него никого нет. Он вечно один с своими мыслями.
Нет, я
знаю, что я должен работать, чтоб успокоить мать, отплатить тебе, и
детей не оставить такими нищими, каким я был.
— Ты
знаешь, Мари, — сказал он, — нынче приехал Илья Митрофаныч (это был управляющий делами) из Тамбовской деревни и рассказывает, что за лес уже дают 80 тысяч. — И Николай с оживленным лицом стал рассказывать о возможности в весьма скором времени выкупить Отрадное. — Еще десять годков жизни, и я оставлю
детям… в отличном положении.
Человек тонущий, который хватается за другого и потопляет его, или изнуренная кормлением
ребенка голодная мать, крадущая пищу, или человек, приученный к дисциплине, который по команде в строю убивает беззащитного человека, представляются менее виновными, т. е. менее свободными и более подлежащими закону необходимости, тому, кто
знает те условия, в которых находились эти люди, и более свободными тому, кто не
знает, что тот человек сам тонул, что мать была голодна, солдат был в строю и т. д.
Если же и самый человек, действие которого мы рассматриваем, стоит на самой низкой степени развития ума, как
ребенок, сумасшедший, дурачек, то мы,
зная причины действия и несложность характера и ума, уже видим столь большую долю необходимости и столь малую свободы, что как скоро нам известна причина, долженствующая произвести действие, мы можем предсказать поступок.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не
знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь
знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Впопад ли я ответила — // Не
знаю… Мука смертная // Под сердце подошла… // Очнулась я, молодчики, // В богатой, светлой горнице. // Под пологом лежу; // Против меня — кормилица, // Нарядная, в кокошнике, // С ребеночком сидит: // «Чье дитятко, красавица?» // — Твое! — Поцаловала я // Рожоное
дитя…
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя, что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «Что ж дальше?» // — Сами
знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с той поры… // Что дальше? Домом правлю я, // Ращу
детей… На радость ли? // Вам тоже надо
знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
— Я так обещала, и
дети… — сказала Долли, чувствуя себя смущенною и оттого, что ей надо было взять мешочек из коляски, и оттого, что она
знала, что лицо ее должно быть очень запылено.
Когда она родила, уже разведясь с мужем, первого
ребенка,
ребенок этот тотчас же умер, и родные г-жи Шталь,
зная ее чувствительность и боясь, чтоб это известие не убило ее, подменили ей
ребенка, взяв родившуюся в ту же ночь и в том же доме в Петербурге дочь придворного повара.