Неточные совпадения
Тихон знал, что ни
приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка
дня.
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот
день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его
приезд, пошел к нему.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем
приезде, никуда не выезжал, и стал целые
дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему.
Продолжая
дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для
приезда барина везде приготовил встречи, не пышно-торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно-благодарственные, с образами и хлебом-солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой
день после
приезда Ростова.
Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий
день своего
приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митиньке и потребовал у него счеты всего.
Ей было теперь тяжеле, чем первые
дни своего
приезда.
Чрез несколько
дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем
приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут
дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом на завтра
приезде государя ― всё это с новою силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Вскоре после
приезда государя, князь Василий разговорился у Анны Павловны о
делах войны, жестоко осуждая Барклая-де-Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, чтò Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два
дня перед
приездом княжны Марьи. Это была та последняя, нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшеюся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это-то было то, чтò случилось с ним за два
дня до
приезда княжны Марьи. С этого же
дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, чтò говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
Пьер, как это бòльшею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел, и на третий
день своего
приезда, в то время как, он собрался в Киев, заболел и пролежал в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он всё-таки выздоровел.
На третий
день своего
приезда в Москву, он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние
дни князя Андрея, часто занимали Пьера, и теперь, с новою живостью, пришли ему в голову. Узнав, за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем, не сгоревшем доме, на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Иногда выражала она желание сама видеть и узнать, что видел и узнал он. И он повторял свою работу: ехал с ней смотреть здание, место, машину, читать старое событие на стенах, на камнях. Мало-помалу, незаметно, он привык при ней вслух думать, чувствовать, и вдруг однажды, строго поверив себя, узнал, что он начал жить не один, а вдвоем, и что живет этой жизнью со
дня приезда Ольги.