Неточные совпадения
— Знаете что́! — сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, — серьезно, я давно это думал.
С этого жизнью я ничего не могу ни
решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
И
с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир —
решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению намерения сего новые усилия».
Стало-быть, это так нужно,
решил сам
с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись
с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение,
решил, что хорошо было бы зажечь деревню.
Он
решил, что при себе снимет орудия
с позиции и отведет их.
Князь Василий
решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё-таки бросить бедной княжне
с тем, чтоб ей не могло прийти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и
с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая,
с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было
решить дела
с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил и был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он
решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и
с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается
с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать
с нею свою судьбу.
Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал
с ней про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль
решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! — думал он, оглядывая ее, — очень недурна эта demoiselle de compagnie. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее
с собой, когда выйдет за меня, подумал он, — la petite est gentille». [Очень, очень недурна.]
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы
с его глаз,
с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и
решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
— Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя
решить, где он именно стоит
с главными силами, — сказал князь Андрей.
«Потом, чтó же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4-й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему, не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение»,
решил Ростов и
с грустью и
с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться
с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить
с ней. Он
решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться
с нею.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо
решил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтоб отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь
с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и
решив, что́ ему делать, он
с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем-то, как будто какая-то заслонка — синие очки общежития — были надеты на них. Так казалось Ростову.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра
с товарищем-немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по-немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Вот она будет моею женою,] и
с той минуты
решил жениться на ней.
Борис
решил сам
с собою избегать встреч
с Наташей, но, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых.
Берг,
решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне
с Австриею и невольно
с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их.
— Я слишком мало знаю вашу сестру, — отвечал князь Андрей
с насмешливою улыбкой, под которою он хотел скрыть свое смущение, — чтобы
решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, — прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
Остров Отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов,
решив окончательно
с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню,
с которою он
решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал этот запах пробки, смешанный
с чувством поцелуя, он полною грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было
решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получать свой стакан из пухлых
с короткими, несовсем чистыми ногтями ручек Марьи Генриховны.
Еще прежде, чем Ростов
решил, чтό он
с ним будет делать, офицер закричал: je me rends! [сдаюсь!]
Петя был теперь красивый, румяный, пятнадцатилетний мальчик
с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время,
с товарищем своим Оболенским, тайно
решил, что пойдет в гусары.
Пьер
решил сам
с собою не бывать больше у Ростовых.
Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву, Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он,
с свойственным ему желанием растравить свое горе,
решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся
с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что
решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этою силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Флигель-адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegen, [перенести в пространство,] и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая,
с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай-де-Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела,
решил, что сражение проиграно, и
с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Дом моей матери,]
решил он сам
с собою.
К 9-ти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались,
решали сами
с собой, чтò им надо было делать.
Сделав несколько шагов, офицер, как бы
решив сам
с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтоб они вводили лошадей.
Наташа
с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея,
решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
«Всё равно кинжал», сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения,
решал сам
с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом.
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров, для препровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что
с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова
решает жребий столицы и вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах ваших предков. Я последую за армией. Я всё вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
То она
решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, чтò он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие-то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она
с своею порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плёрёзы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца.
Поговорив еще несколько времени
с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно
решил, он повернул лошадь и поехал назад.
Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он
с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому,
решил сам
с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, — дрянь, немец, что Денисов герой и эсаул герой, и Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Вместе
с тем тут же, отказывая полковнику, он
решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтоб, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он видимо нуждался.
«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» спрашивал он сам себя. Не
решив сам
с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо, и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.
Как только муж сел на свое место, по тому жесту,
с которым он, сняв салфетку, быстро передвинул стоявшие перед ним стакан и рюмку, графиня Марья
решила, что он не в духе, как это иногда
с ним бывает, в особенности перед супом и когда он прямо
с хозяйства придет к обеду.