Это подобно, как у великих художников в их поэмах бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью припоминаются, — например, последний монолог Отелло у Шекспира, Евгений у ног Татьяны, или встреча беглого каторжника с ребенком, с девочкой, в
холодную ночь, у колодца, в «Miserables» [«Отверженных» (франц.).]
Прошло два года. На дворе стояла сырая, ненастная осень; серые петербургские дни сменялись темными
холодными ночами: столица была неопрятна, и вид ее не способен был пленять ничьего воображения. Но как ни безотрадны были в это время картины людных мест города, они не могли дать и самого слабого понятия о впечатлениях, производимых на свежего человека видами пустырей и бесконечных заборов, огораживающих болотистые улицы одного из печальнейших углов Петербургской стороны.
Но в мыслях его не было никакой определенно чувственной цели, — его, отвергнутого одной женщиной, властно, стихийно тянуло в сферу этой неприкрытой, откровенной, упрощенной любви, как тянет в
холодную ночь на огонь маяка усталых и иззябших перелетных птиц.
Неточные совпадения
Встает заря во мгле
холодной; // На нивах шум работ умолк; // С своей волчихою голодной // Выходит на дорогу волк; // Его почуя, конь дорожный // Храпит — и путник осторожный // Несется в гору во весь дух; // На утренней заре пастух // Не гонит уж коров из хлева, // И в час полуденный в кружок // Их не зовет его рожок; // В избушке распевая, дева // Прядет, и, зимних друг
ночей, // Трещит лучинка перед ней.
В этот вечер была
холодная, ветреная погода; рассказчица напрасно уговаривала молодую женщину не ходить в Лисс к
ночи. «Ты промокнешь, Мери, накрапывает дождь, а ветер, того и гляди, принесет ливень».
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а по
ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и
холодная, над Псалтырем.
Город молчал, тоже как бы прислушиваясь к будущему.
Ночь была
холодная, сырая, шаги звучали глухо, белые огни фонарей вздрагивали и краснели, как бы собираясь погаснуть.
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к воротам тюрьмы на окраине города. Сеялся
холодный дождь, мелкий, точно пыль, истреблял выпавший
ночью снег, обнажал земную грязь. Тюрьма — угрюмый квадрат высоких толстых стен из кирпича, внутри стен врос в землю давно не беленный корпус, весь в пятнах, точно пролежни, по углам корпуса — четыре башни, в средине его на крыше торчит крест тюремной церкви.