Неточные совпадения
Алексей Александрович
прошел в ее кабинет. У ее стола боком к спинке
на низком стуле сидел Вронский и, закрыв лицо
руками, плакал. Он вскочил
на голос доктора, отнял
руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал...
Целый вечер
прошел за работой и мечтами о том, как можно сделать такую мельницу, чтобы
на ней вертеться: схватиться
руками за крылья или привязать себя — и вертеться.
Выйдя из-за стола, Левин, чувствуя, что у него
на ходьбе особенно правильно и легко мотаются
руки, пошел с Гагиным через высокие комнаты к бильярдной.
Проходя через большую залу, он столкнулся с тестем.
Левин посмотрел еще раз
на портрет и
на ее фигуру, как она, взяв
руку брата,
проходила с ним в высокие двери, и почувствовал к ней нежность и жалость, удивившие его самого.
В косой вечерней тени кулей, наваленных
на платформе, Вронский в своем длинном пальто и надвинутой шляпе, с
руками в карманах,
ходил, как зверь в клетке,
на двадцати шагах быстро поворачиваясь. Сергею Ивановичу, когда он подходил, показалось, что Вронский его видит, но притворяется невидящим. Сергею Ивановичу это было всё равно. Он стоял выше всяких личных счетов с Вронским.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в силах итти дальше,
сошел с дороги в лес и сел в тени осин
на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись
на руку,
на сочную, лопушистую лесную траву.
— Затем выбегает в соседнюю комнату, становится на руки, как молодой негодяй,
ходит на руках и сам на себя в низок зеркала смотрит. Но — позвольте! Ему — тридцать четыре года, бородка солидная и даже седые височки. Да-с! Спрашивают… спрашиваю его: «Очень хорошо, Яковлев, а зачем же ты вверх ногами ходил?» — «Этого, говорит, я вам объяснить не могу, но такая у меня примета и привычка, чтобы после успеха в деле пожить минуточку вниз головою».
— Может быть, — снова заговорил г. Штоппель, — вы умеете
ходить на руках, поднявши ноги, так сказать, кверху?
Я много раз пробовал вынашивать копчиков (то же, что дрессировать собаку), и гнездарей и слетков; выносить их весьма легко: в три-четыре дня он привыкнет совершенно и будет
ходить на руку даже без вабила (кусок мяса); стоит только свистнуть да махнуть рукой, стоит копчику только завидеть охотника или заслышать его свист — он уже на руке, и если охотник не протянет руки, то копчик сядет на его плечо ила голову — живой же птички никакой не берет.
Эти бесчеловечные слова внушены просто тем, что старик совершенно не в состоянии понять: как же это так — от мужа уйти! В его голове никак не помещается такая мысль. Это для него такая нелепость, против которой он даже не знает, как и возражать, — все равно, как бы нам сказали, что человек должен
ходить на руках, а есть ногами: что бы мы стали возражать?.. Он только и может, что повторять беспрестанно: «Да как же это так?.. Да ты пойми, что это такое… Как же от мужа идти! Как же это!..»
Если ястреб так свыкается с собакой, то еще более привыкает к своему хозяину: у другого охотника он долго не будет так ловить и особенно
ходить на руку, как у того, кто его выносил и охотился с ним сначала.
Неточные совпадения
Дай только, боже, чтобы
сошло с
рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу, какой еще никто не ставил:
на каждую бестию купца наложу доставить по три пуда воску.
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а богатырь! // Цепями
руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие //
Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается //
На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Угрюм-Бурчеев мерным шагом
ходил среди всеобщего опустошения, и
на губах его играла та же самая улыбка, которая озарила лицо его в ту минуту, когда он, в порыве начальстволюбия, отрубил себе указательный палец правой
руки.
Но этим дело не ограничилось. Не
прошло часа, как
на той же площади появилась юродивая Анисьюшка. Она несла в
руках крошечный узелок и, севши посередь базара, начала ковырять пальцем ямку. И ее обступили старики.
На этот призыв выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя.
Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок
на нем затлелись, в
руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала
на огород…