— Вы дали? — крикнул сзади Облонский и, прижав
руку сестры, прибавил: — Очень мило, очень мило! Неправда ли, славный малый? Мое почтение, графиня.
Неточные совпадения
Степан Аркадьич с
сестрой под
руку, тоже с испуганными лицами, вернулись и остановились, избегая народ, у входа в вагон.
Подъехав к дому, Облонский высадил
сестру, вздохнул, пожал ее
руку и отправился в присутствие.
— Успокой
руки, Гриша, — сказала она и опять взялась за свое одеяло, давнишнюю работу, зa которую она всегда бралась в тяжелые минуты, и теперь вязала нервно, закидывая пальцем и считая петли. Хотя она и велела вчера сказать мужу, что ей дела нет до того, приедет или не приедет его
сестра, она всё приготовила к ее приезду и с волнением ждала золовку.
— Ах, ужаснее всего мне эти соболезнованья! — вскрикнула Кити, вдруг рассердившись. Она повернулась на стуле, покраснела и быстро зашевелила пальцами, сжимая то тою, то другою
рукой пряжку пояса, которую она держала. Долли знала эту манеру
сестры перехватывать
руками, когда она приходила в горячность; она знала, как Кити способна была в минуту горячности забыться и наговорить много лишнего и неприятного, и Долли хотела успокоить ее; но было уже поздно.
Проводив княгиню Бетси до сеней, еще раз поцеловав ее
руку выше перчатки, там, где бьется пульс, и, наврав ей еще такого неприличного вздору, что она уже не знала, сердиться ли ей или смеяться, Степан Аркадьич пошел к
сестре. Он застал ее в слезах.
— Тебе не свежо ли? Ты бледна. Постой, нагнись! — сказала
сестра Кити, Львова, и, округлив свои полные прекрасные
руки, с улыбкою поправила ей цветы на голове.
— Так, усыновила. Он теперь не Landau больше, а граф Беззубов. Но дело не в том, а Лидия — я ее очень люблю, но у нее голова не на месте — разумеется, накинулась теперь на этого Landau, и без него ни у нее, ни у Алексея Александровича ничего не решается, и поэтому судьба вашей
сестры теперь в
руках этого Landau, иначе графа Беззубова.
Вернувшись в начале июня в деревню, он вернулся и к своим обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с мужиками и соседями, домашнее хозяйство, дела
сестры и брата, которые были у него на
руках, отношения с женою, родными, заботы о ребенке, новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.
Нельзя было не делать дел Сергея Ивановича,
сестры, всех мужиков, ходивших за советами и привыкших к этому, как нельзя бросить ребенка, которого держишь уже на
руках. Нужно было позаботиться об удобствах приглашенной свояченицы с детьми и жены с ребенком, и нельзя было не быть с ними хоть малую часть дня.
Несмотря на свой расстроенный вид, Сусанна Николаевна, слегка опиравшаяся на
руку сестры, была художественно-прекрасна: ее довольно высокий стан представлял классическую стройность; траурная вуаль шляпки развевалась по воздуху; глаза были исполнены лихорадочного огня, заметный румянец покрывал ее обычно бледное лицо. Крепко пожимая руку Музы Николаевны, она ей отвечала:
Неточные совпадения
Но напрасно обрадовавшиеся братья и
сестры кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спина или утомленные бореньем
руки, — появление было последнее.
При нем мне было бы совестно плакать; притом утреннее солнышко весело светило в окна, а Володя, передразнивая Марью Ивановну (гувернантку
сестры), так весело и звучно смеялся, стоя над умывальником, что даже серьезный Николай, с полотенцем на плече, с мылом в одной
руке и с рукомойником в другой, улыбаясь, говорил:
— Ты плачешь,
сестра, а можешь ты протянуть мне
руку?
«И как это у него все хорошо выходит, — думала мать про себя, — какие у него благородные порывы и как он просто, деликатно кончил все это вчерашнее недоумение с
сестрой — тем только, что
руку протянул в такую минуту да поглядел хорошо…
Он слабо махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих утешений, обращенных к матери и
сестре, взял их обеих за
руки и минуты две молча всматривался то в ту, то в другую. Мать испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.