Неточные совпадения
Была пятница, и в столовой часовщик Немец
заводил часы. Степан Аркадьич вспомнил свою шутку об этом аккуратном плешивом часовщике, что Немец «сам
был заведен на всю жизнь, чтобы
заводить часы», — и улыбнулся. Степан Аркадьич любил хорошую шутку. «А может
быть, и образуется! Хорошо словечко: образуется, подумал он. Это надо рассказать».
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого не
было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту
проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
— Ну, разумеется, — быстро прервала Долли, как будто она говорила то, что не раз думала, — иначе бы это не
было прощение. Если простить, то совсем, совсем. Ну, пойдем, я тебя
проведу в твою комнату, — сказала она вставая, и по дороге Долли обняла Анну. — Милая моя, как я рада, что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало.
Весь день этот Анна
провела дома, то
есть у Облонских, и не принимала никого, так как уж некоторые из ее знакомых, успев узнать о ее прибытии, приезжали в этот же день. Анна всё утро
провела с Долли и с детьми. Она только послала записочку к брату, чтоб он непременно обедал дома. «Приезжай, Бог милостив», писала она.
— Да расскажи мне, что делается в Покровском? Что, дом всё стоит, и березы, и наша классная? А Филипп садовник, неужели жив? Как я помню беседку и диван! Да смотри же, ничего не переменяй в доме, но скорее женись и опять
заведи то же, что
было. Я тогда приеду к тебе, если твоя жена
будет хорошая.
— Хорошо ли вы
провели ночь? — сказал он, наклоняясь пред нею и пред мужем вместе и предоставляя Алексею Александровичу принять этот поклон на свой счет и узнать его или не узнать, как ему
будет угодно.
Она рада
была, что не поехала никуда и так хорошо
провела этот вечер.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы
есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда
были и
есть! Да-с, если бы не
было того, чего не должно
было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите,
возите к себе этих шарлатанов.
Левин
провел своего гостя в комнату для приезжих, куда и
были внесены вещи Степана Аркадьича: мешок, ружье в чехле, сумка для сигар, и, оставив его умываться и переодеваться, сам пока прошел в контору сказать о пахоте и клевере. Агафья Михайловна, всегда очень озабоченная честью дома, встретила его в передней вопросами насчет обеда.
Место тяги
было недалеко над речкой в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и
провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березе и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободы движений рук.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза
был на даче. Один раз обедал, другой раз
провел вечер с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение делать это в прежние годы.
Но Константину Левину скучно
было сидеть и слушать его, особенно потому, что он знал, что без него
возят навоз на неразлешенное поле и навалят Бог знает как, если не посмотреть; и резцы в плугах не завинтят, а поснимают и потом скажут, что плуги выдумка пустая и то ли дело соха Андревна, и т. п.
Брат сел под кустом, разобрав удочки, а Левин
отвел лошадь, привязал ее и вошел в недвижимое ветром огромное серо-зеленое море луга. Шелковистая с выспевающими семенами трава
была почти по пояс на заливном месте.
Но
быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы
провести в городе, где я не живу;
быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
— За погодку убрать! Сено же
будет! — сказал старик, присевший подле Левина. — Чай, не сено! Ровно утятам зерна рассыпь, как подбирают! — прибавил он, указывая на навиваемые копны. — С обеда половину добрую
свезли.
Стремов
был человек лет пятидесяти, полуседой, еще свежий, очень некрасивый, но с характерным и умным лицом. Лиза Меркалова
была племянница его жены, и он
проводил все свои свободные часы с нею. Встретив Анну Каренину, он, по службе враг Алексея Александровича, как светский и умный человек, постарался
быть с нею, женой своего врага, особенно любезным.
И они
проводят какую-нибудь мысль, направление, в которое сами не верят, которое делает зло; и всё это направление
есть только средство иметь казенный дом и столько-то жалованья.
В женском вопросе он
был на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их права на труд, но жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не могла делать, кроме общей с мужем заботы, как получше и повеселее
провести время.
Левин видел, что так и не найдет он связи жизни этого человека с его мыслями. Очевидно, ему совершенно
было всё равно, к чему приведет его рассуждение; ему нужен
был только процесс рассуждения. И ему неприятно
было, когда процесс рассуждения
заводил его в тупой переулок. Этого только он не любил и избегал, переводя разговор на что-нибудь приятно-веселое.
Николай сказал, что он приехал теперь получить эти деньги и, главное, побывать в своем гнезде, дотронуться до земли, чтобы набраться, как богатыри, силы для предстоящей деятельности. Несмотря на увеличившуюся сутуловость, несмотря на поразительную с его ростом худобу, движения его, как обыкновенно,
были быстры и порывисты. Левин
провел его в кабинет.
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то время, которое она не видала его. Она, как и при всяком свидании,
сводила в одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким он
был.
Объяснив ей, что ему нельзя
быть к началу балета, он обещался, что приедет к последнему акту и
свезет ее ужинать.
Эти два обстоятельства
были: первое то, что вчера он, встретив на улице Алексея Александровича, заметил, что он сух и строг с ним, и,
сведя это выражение лица Алексея Александровича и то, что он не приехал к ним и не дал энать о себе, с теми толками, которые он слышал об Анне и Вронском, Степан Аркадьич догадывался, что что-то не ладно между мужем и женою.
— Здорово, Василий, — говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридору и обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустил? Левин — 7-й нумер, а?
Проводи, пожалуйста. Да узнай, граф Аничкин (это
был новый начальник) примет ли?
Войдя в гостиную, Степан Аркадьич извинился, объяснил, что
был задержан тем князем, который
был всегдашним козлом-искупителем всех его опаздываний и отлучек, и в одну минуту всех перезнакомили,
сведя Алексея Александровича с Сергеем Кознышевым, подпустил им тему об обрусении Польши, за которую они тотчас уцепились вместе с Песцовым.
Свияжский
проводил его до передней, зевая и удивляясь тому странному состоянию, в котором
был его приятель.
Он не
ел целый день, не спал две ночи,
провел несколько часов раздетый на морозе и чувствовал себя не только свежим и здоровым как никогда, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: он двигался без усилия мышц и чувствовал, что всё может сделать.
Алексей Александрович взял руки Вронского и
отвел их от лица, ужасного по выражению страдания и стыда, которые
были на нем.
— Оставайтесь, может
быть, она спросит вас, — и сам
провел его в кабинет жены.
Не позаботясь даже о том, чтобы
проводить от себя Бетси, забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого и ничего не видя, и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату. И не думая и не замечая того,
есть кто в комнате или нет, он обнял ее и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки и шею.
Проводя этот вечер с невестой у Долли, Левин
был особенно весел и, объясняя Степану Аркадьичу то возбужденное состояние, в котором он находился, сказал, что ему весело, как собаке, которую учили скакать через обруч и которая, поняв наконец и совершив то, что от нее требуется, взвизгивает и, махая хвостом, прыгает от восторга на столы и окна.
Потом одну карету надо
было послать за шафером, а другую, которая
отвезет Сергея Ивановича, прислать назад…
Вронский в эти три месяца, которые он
провел с Анной за границей, сходясь с новыми людьми, всегда задавал себе вопрос о том, как это новое лицо посмотрит на его отношения к Анне, и большею частью встречал в мужчинах какое должно понимание. Но если б его спросили и спросили тех, которые понимали «как должно», в чем состояло это понимание, и он и они
были бы в большом затруднении.
— Вот я и прочла твое письмо, — сказала Кити, подавая ему безграмотное письмо. — Это от той женщины, кажется, твоего брата… — сказала она. — Я не прочла. А это от моих и от Долли. Представь! Долли
возила к Сарматским на детский бал Гришу и Таню; Таня
была маркизой.
— Костя!
сведи меня к нему, нам легче
будет вдвоем. Ты только
сведи меня,
сведи меня, пожалуйста, и уйди, — заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу
быть, может
быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она мужа, как будто счастье жизни ее зависело от этого.
Во время его губернаторства тетка Анны, богатая губернская барыня,
свела хотя немолодого уже человека, но молодого губернатора со своею племянницей и поставила его в такое положение, что он должен
был или высказаться или уехать из города.
Проводив княжну Сорокину до матери, Варя подала руку деверю и тотчас же начала говорить с ним о том, что интересовало его. Она
была взволнована так, как он редко видал ее.
Он говорил, что очень сожалеет, что служба мешает ему
провести с семейством лето в деревне, что для него
было бы высшим счастием, и, оставаясь в Москве, приезжал изредка в деревню на день и два.
— Я сделаю, — сказала Долли и, встав, осторожно стала
водить ложкой по пенящемуся сахару, изредка, чтоб отлепить от ложки приставшее к ней, постукивая ею по тарелке, покрытой уже разноцветными, желто-розовыми, с подтекающим кровяным сиропом, пенками. «Как они
будут это лизать с чаем!» думала она о своих детях, вспоминая, как она сама,
бывши ребенком, удивлялась, что большие не
едят самого лучшего — пенок.
Обратный путь
был так же весел, как и путь туда. Весловский то
пел, то вспоминал с наслаждением свои похождения у мужиков, угостивших его водкой и сказавших ему: «не обсудись»; то свои ночные похождения с орешками и дворовою девушкой и мужиком, который спрашивал его, женат ли он, и, узнав, что он не женат, сказал ему: «А ты на чужих жен не зарься, а пуще всего домогайся, как бы свою
завести». Эти слова особенно смешили Весловского.
Проводив жену наверх, Левин пошел на половину Долли. Дарья Александровна с своей стороны
была в этот день в большом огорчении. Она ходила по комнате и сердито говорила стоявшей в углу и ревущей девочке...
Княжна Варвара
была тетка ее мужа, и она давно знала ее и не уважала. Она знала, что княжна Варвара всю жизнь свою
провела приживалкой у богатых родственников; но то, что она жила теперь у Вронского, у чужого ей человека, оскорбило ее за родню мужа. Анна заметила выражение лица Долли и смутилась, покраснела, выпустила из рук амазонку и спотыкнулась на нее.
Анна,
отведя глаза от лица друга и сощурившись (это
была новая привычка, которой не знала за ней Долли), задумалась, желая вполне понять значение этих слов. И, очевидно, поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.
Разговор их
был прерван Анной, нашедшею общество мужчин в бильярдной и с ними вместе возвращавшеюся на террасу. До обеда еще оставалось много времени, погода
была прекрасная, и потому
было предложено несколько различных способов
провести эти остающиеся два часа. Способов
проводить время
было очень много в Воздвиженском, и все
были не те, какие употреблялись в Покровском.
Во время же игры Дарье Александровне
было невесело. Ей не нравилось продолжавшееся при этом игривое отношение между Васенькой Весловским и Анной и та общая ненатуральность больших, когда они одни, без детей, играют в детскую игру. Но, чтобы не расстроить других и как-нибудь
провести время, она, отдохнув, опять присоединилась к игре и притворилась, что ей весело. Весь этот день ей всё казалось, что она играет на театре с лучшими, чем она, актерами и что ее плохая игра портит всё дело.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой
было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его
провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
— По привычке, одно. Потом связи нужно поддержать. Нравственная обязанность в некотором роде. А потом, если правду сказать,
есть свой интерес. Зять желает баллотироваться в непременные члены; они люди небогатые, и нужно
провести его. Вот эти господа зачем ездят? — сказал он, указывая на того ядовитого господина, который говорил за губернским столом.
Степан Аркадьич
был тоже рад, что весело
провел время и что все довольны.
В таких мыслях она
провела без него пять дней, те самые, которые он должен
был находиться в отсутствии.
Левина уже не поражало теперь, как в первое время его жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно
было запрягать в тяжелую карету пару сильных лошадей,
провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.