Неточные совпадения
Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва оглянулся на странного вопрошателя, похожего более на бурлака, чем на философа, и перенес
глаза на Сергея Ивановича, как бы спрашивая: что ж тут говорить? Но Сергей Иванович, который далеко не с тем усилием и односторонностью говорил, как профессор, и у которого в голове оставался простор для того, чтоб и отвечать профессору и вместе
понимать ту простую и естественную точку зрения, с которой был сделан вопрос, улыбнулся и сказал...
«Это должен быть Вронский», подумал Левин и, чтоб убедиться в этом, взглянул на Кити. Она уже успела взглянуть на Вронского и оглянулась на Левина. И по одному этому взгляду невольно просиявших
глаз ее Левин
понял, что она любила этого человека,
понял так же верно, как если б она сказала ему это словами. Но что же это за человек?
Когда ее взгляд встретился теперь с его голубыми, добрыми
глазами, пристально смотревшими на нее, ей казалось, что он насквозь видит ее и
понимает всё то нехорошее, что в ней делается.
— Какую ж вы можете иметь надежду? — сказала Бетси, оскорбившись за своего друга — entendons nous… [
поймем друг друга…]—Но в
глазах ее бегали огоньки, говорившие, что она очень хорошо, и точно так же как и он,
понимает, какую он мог иметь, надежду.
Вронский не говорил с ним о своей любви, но знал, что он всё знает, всё
понимает как должно, и ему приятно было видеть это по его
глазам.
Вронский с удивлением приподнял голову и посмотрел, как он умел смотреть, не в
глаза, а на лоб Англичанина, удивляясь смелости его вопроса. Но
поняв, что Англичанин, делая этот вопрос, смотрел на него не как на хозяина, но как на жокея, ответил ему...
«Сказать или не сказать? — думала она, глядя в его спокойные ласковые
глаза. — Он так счастлив, так занят своими скачками, что не
поймет этого как надо, не
поймет всего значения для нас этого события».
Листок в ее руке задрожал еще сильнее, но она не спускала с него
глаз, чтобы видеть, как он примет это. Он побледнел, хотел что-то сказать, но остановился, выпустил ее руку и опустил голову. «Да, он
понял всё значение этого события», подумала она и благодарно пожала ему руку.
Прочтя письмо, он поднял на нее
глаза, и во взгляде его не было твердости. Она
поняла тотчас же, что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет не всё, что он думает. И она
поняла, что последняя надежда ее была обманута. Это было не то, чего она ждала.
Свияжский поглядел улыбающимися
глазами на Левина и даже сделал ему чуть заметный насмешливый знак; но Левин не находил слов помещика смешными, — он
понимал их больше, чем он
понимал Свияжского.
Это были единственные слова, которые были сказаны искренно. Левин
понял, что под этими словами подразумевалось: «ты видишь и знаешь, что я плох, и, может быть, мы больше не увидимся». Левин
понял это, и слезы брызнули у него из
глаз. Он еще раз поцеловал брата, но ничего не мог и не умел сказать ему.
Долли утешилась совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках и с улыбкой робкою и счастливою, глядящую вверх на Левина, и его красивую фигуру, нагнувшуюся над столом, с горящими
глазами, устремленными то на стол, то на нее. Он вдруг просиял: он
понял. Это значило: «тогда я не могла иначе ответить».
Он долго не мог
понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее
глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастием
глазах ее он
понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
Не только он всё знал, но он, очевидно, ликовал и делал усилия, чтобы скрыть свою радость. Взглянув в его старческие милые
глаза, Левин
понял даже что-то еще новое в своем счастьи.
Левин чувствовал всё более и более, что все его мысли о женитьбе, его мечты о том, как он устроит свою жизнь, что всё это было ребячество и что это что-то такое, чего он не
понимал до сих пор и теперь еще менее
понимает, хотя это и совершается над ним; в груди его всё выше и выше поднимались содрогания, и непокорные слезы выступали ему на
глаза.
«Не может быть, чтоб это страшное тело был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть в эти живые поднявшиеся на входившего
глаза, заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы
понять ту страшную истину, что это мертвое тело было живой брат.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв
глаза к небу, начала молиться, как
понял Алексей Александрович по ее молчанию.
Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном, как ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла
понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и, не снимая шляпы, села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными
глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
— Ты
пойми, что я не ревную: это мерзкое слово. Я не могу ревновать и верить, чтоб… Я не могу сказать, что я чувствую, но это ужасно… Я не ревную, но я оскорблен, унижен тем, что кто-нибудь смеет думать, смеет смотреть на тебя такими
глазами….
— Как прикажете, — сказал плотник, вдруг просветлев
глазами и, очевидно,
поняв наконец дело. Видно, приходится новую рубить.
Анна, отведя
глаза от лица друга и сощурившись (это была новая привычка, которой не знала за ней Долли), задумалась, желая вполне
понять значение этих слов. И, очевидно,
поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.
— Я вас давно знаю и очень рада узнать вас ближе. Les amis de nos amis sont nos amis. [Друзья наших друзей — наши друзья.] Но для того чтобы быть другом, надо вдумываться в состояние души друга, а я боюсь, что вы этого не делаете в отношении к Алексею Александровичу. Вы
понимаете, о чем я говорю, — сказала она, поднимая свои прекрасные задумчивые
глаза.
— Та перемена, которая произошла в нем, не может ослабить его чувства любви к ближним; напротив, перемена, которая произошла в нем, должна увеличить любовь. Но я боюсь, что вы не
понимаете меня. Не хотите ли чаю? — сказала она, указывая
глазами на лакея, подавшего на подносе чай.
— О, я
пойму, — сказал с той же улыбкой Landau и закрыл
глаза.
— О, нет! — как будто с трудом
понимая, — сказал Вронский. — Если вам всё равно, то будемте ходить. В вагонах такая духота. Письмо? Нет, благодарю вас; для того чтоб умереть, не нужно рекомендаций. Нешто к Туркам… — сказал он, улыбнувшись одним ртом.
Глаза продолжали иметь сердито-страдающее выражение.
Неточные совпадения
Новый ходок, Пахомыч, взглянул на дело несколько иными
глазами, нежели несчастный его предшественник. Он
понял так, что теперь самое верное средство — это начать во все места просьбы писать.
Но перенесемся мыслью за сто лет тому назад, поставим себя на место достославных наших предков, и мы легко
поймем тот ужас, который долженствовал обуять их при виде этих вращающихся
глаз и этого раскрытого рта, из которого ничего не выходило, кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, непохожего даже на бой часов.
Но торжество «вольной немки» приходило к концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть
глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу
поняла, что все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже поздно.
Приезд его на Кавказ — также следствие его романтического фанатизма: я уверен, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что… тут, он, верно, закрыл
глаза рукою и продолжал так: «Нет, вы (или ты) этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас!
Поймете ли вы меня?..» — и так далее.
А уснащивал он речь множеством разных частиц, как-то: «судырь ты мой, эдакой какой-нибудь, знаете,
понимаете, можете себе представить, относительно так сказать, некоторым образом», и прочими, которые сыпал он мешками; уснащивал он речь тоже довольно удачно подмаргиванием, прищуриванием одного
глаза, что все придавало весьма едкое выражение многим его сатирическим намекам.