Неточные совпадения
Он не раздеваясь ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету освещенной одною лампой столовой, по ковру темной гостиной, в которой свет отражался только
на большом, недавно сделанном портрете его, висевшем над диваном, и чрез ее кабинет, где горели две
свечи, освещая портреты ее родных и приятельниц и красивые, давно близко знакомые ему безделушки ее письменного
стола. Чрез ее комнату он доходил до двери спальни и опять поворачивался.
В кабинете Алексей Александрович прошелся два раза и остановился у огромного письменного
стола,
на котором уже были зажжены вперед вошедшим камердинером шесть
свечей, потрещал пальцами и сел, разбирая письменные принадлежности. Положив локти
на стол, он склонил
на бок голову, подумал с минуту и начал писать, ни одной секунды не останавливаясь. Он писал без обращения к ней и по-французски, упоребляя местоимение «вы», не имеющее того характера холодности, который оно имеет
на русском языке.
На другом
столе у кровати больного было питье,
свеча и порошки.
Но я уже не слушал: я как-то безучастно осматривался кругом. В глазах у меня мелькали огни расставленных
на столах свечей, застилаемые густым облаком дыма; в ушах раздавались слова: «пас»,"проберем","не признает собственности, семейства"… И в то же время в голове как-то назойливее обыкновенного стучала излюбленная фраза:"с одной стороны, должно сознаться, хотя, с другой стороны, — нельзя не признаться"…
Небольшая семейная комната в квартире Карминых. Две боковые двери: одна, налево от актеров, в гостиную, другая, направо, во внутренние комнаты; мебель мягкая, обитая французским ситцем; с правой стороны такой же маленький диванчик и круглый стол. Вечер,
на столе свечи.
Но Анна Каранатовна точно не слышала, что он сказал; вошла в комнату, поставила
на стол свечу и тотчас же довольно тяжело опустилась на стул.
Неточные совпадения
Вошла — и все я вспомнила: //
Свечами воску ярого // Обставлен, среди горенки // Дубовый
стол стоял, //
На нем гробочек крохотный // Прикрыт камчатной скатертью, // Икона в головах…
Я лег
на диван, завернувшись в шинель и оставив
свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату, не разбудил меня. Он бросил трубку
на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
Я взошел в хату: две лавки и
стол, да огромный сундук возле печи составляли всю ее мебель.
На стене ни одного образа — дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и,
засветив его, стал раскладывать вещи, поставив в угол шашку и ружье, пистолеты положил
на стол, разостлал бурку
на лавке, казак свою
на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке все вертелся мальчик с белыми глазами.
И сердцем далеко носилась // Татьяна, смотря
на луну… // Вдруг мысль в уме ее родилась… // «Поди, оставь меня одну. // Дай, няня, мне перо, бумагу // Да
стол подвинь; я скоро лягу; // Прости». И вот она одна. // Всё тихо.
Светит ей луна. // Облокотясь, Татьяна пишет. // И всё Евгений
на уме, // И в необдуманном письме // Любовь невинной девы дышит. // Письмо готово, сложено… // Татьяна! для кого ж оно?
Посредине комнаты,
на столе, стоял гроб, вокруг него нагоревшие
свечи в высоких серебряных подсвечниках; в дальнем углу сидел дьячок и тихим однообразным голосом читал псалтырь.