Неточные совпадения
— Плутовка! — говорил Нил Андреич, грозя ей пальцем, — что, батюшка, — обратился он
к священнику, — не жаловалась ли она вам
на исповеди на мужа, что он…
Возникал тяжелый вопрос: в
священнике для нас уже не было святыни, и обратить вынужденную
исповедь в простую формальность вроде ответа
на уроке не казалось трудным. Но как же быть с причастием?
К этому обряду мы относились хотя и не без сомнений, но с уважением, и нам было больно осквернить его ложью. Между тем не подойти с другими — значило обратить внимание инспектора и надзирателей. Мы решили, однако, пойти
на серьезный риск. Это была своеобразная дань недавней святыне…
Теперь выбора не было. Старшим приходилось поневоле идти
к законоучителю… Затем случилось, что тотчас после первого дня
исповеди виновники шалости были раскрыты.
Священник наложил
на них эпитимью и лишил причастия, но еще до начала службы три ученика были водворены в карцер. Им грозило исключение…
Тогда является ко мне
священник из того прихода, где жил этот хлыстовщик, и стал мне объяснять, что Ермолаев вовсе даже не раскольник, и что хотя судился по хлыстовщине [Хлыстовщина — мистическая секта, распространившаяся в России в XVII веке.], но отрекся от нее и ныне усердный православный, что доказывается тем, что каждогодно из Петербурга он привозит удостоверение о своем бытии
на исповеди и у святого причастия; мало того-с: усердствуя
к их приходской церкви, устроил в оной
на свой счет новый иконостас, выкрасил, позолотил его и украсил даже новыми иконами, и что будто бы секта хлыстов с скопческою сектою не имеет никакого сходства, и что даже они враждуют между собою.
Отношение хозяев
к книге сразу подняло ее в моих глазах
на высоту важной и страшной тайны. То, что какие-то «читатели» взорвали где-то железную дорогу, желая кого-то убить, не заинтересовало меня, но я вспомнил вопрос
священника на исповеди, чтение гимназиста в подвале, слова Смурого о «правильных книгах» и вспомнил дедовы рассказы о чернокнижниках-фармазонах: