Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что для него все девушки в
мире разделяются на два сорта: один сорт — это все девушки в мире, кроме ее, и эти девушки имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт — она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.
Мир разделялся на две неравные части: одна — меньшая — офицерство, которое окружает честь, сила, власть, волшебное достоинство мундира и вместе с мундиром почему-то и патентованная храбрость, и физическая сила, и высокомерная гордость; другая — огромная и безличная — штатские, иначе шпаки, штафирки и рябчики; их презирали; считалось молодечеством изругать или побить ни с того ни с чего штатского человека, потушить об его нос зажженную папироску, надвинуть ему на уши цилиндр; о таких подвигах еще в училище рассказывали друг другу с восторгом желторотые юнкера.
Или если, например, гость пришел к Малгоржану, а Полояров или Лидинька за что-нибудь против этого гостя зубы точили, то опять же, нимало не стесняясь, приступали к нему с объяснением и начинали зуб за зуб считаться, а то и до формальной ругани доходило, и Малгоржан не находил уместным вступаться за своего гостя: «пущай его сам, мол, как знает, так и ведается!» Вообще же такое нестеснительное отношение к посетителям коммуны образовалось из этого принципа, что весь
мир разделяется на «мы » и «подлецы »; то, что не мы, то подлецы да пошляки, и обратно.
Неточные совпадения
Он продолжал шагать и через полчаса сидел у себя в гостинице, разбирая бумаги в портфеле Варвары. Нашел вексель Дронова на пятьсот рублей, ключ от сейфа, проект договора с финской фабрикой о поставке бумаги, газетные вырезки с рецензиями о каких-то книгах, заметки Варвары. Потом спустился в ресторан, поужинал и, возвратясь к себе,
разделся, лег в постель с книгой Мережковского «Не
мир, но меч».
Все партии и оттенки мало-помалу
разделились в
мире мещанском на два главные стана: с одной стороны, мещане-собственники, упорно отказывающиеся поступиться своими монополиями, с другой — неимущие мещане, которые хотят вырвать из их рук их достояние, но не имеют силы, то есть, с одной стороны, скупость, с другой — зависть.
С душевной болью, со злостью и с отвращением к себе, и к Любке и, кажется, ко всему
миру, бросился Лихонин, не
раздеваясь, на деревянный кособокий пролежанный диван и от жгучего стыда даже заскрежетал зубами.
И давно уже Ольга ничего не рассказывала про Илью, а новый Пётр Артамонов, обиженный человек, всё чаще вспоминал о старшем сыне. Наверное Илья уже получил достойное возмездие за свою строптивость, об этом говорило изменившееся отношение к нему в доме Алексея. Как-то вечером, придя к брату и
раздеваясь в передней, Артамонов старший слышал, что
Миром, возвратившийся из Москвы, говорит:
Все явления вселенной, // Все движенья вещества — // Все лишь отблеск божества, // Отраженьем раздробленный! // Врозь лучи его скользя, //
Разделились беспредельно, //
Мир земной есть луч отдельный — // Не светить ему нельзя!