Неточные совпадения
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу
тебе только, что
дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
— Что
ты! Вздор какой! Это ее манера…. Ну
давай же, братец, суп!… Это ее манера, grande dame, [важной
дамы,] — сказал Степан Аркадьич. — Я тоже приеду, но мне на спевку к графине Бониной надо. Ну как же
ты не дик? Чем же объяснить то, что
ты вдруг исчез из Москвы? Щербацкие меня спрашивали о
тебе беспрестанно, как будто я должен знать. А я знаю только одно:
ты делаешь всегда то, что никто не делает.
— Приеду когда-нибудь, — сказал он. — Да, брат, женщины, — это винт, на котором всё вертится. Вот и мое дело плохо, очень плохо. И всё от женщин.
Ты мне скажи откровенно, — продолжал он, достав сигару и держась одною рукой зa бокал, —
ты мне
дай совет.
— О моралист! Но
ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих правах, и права эти твоя любовь, которой
ты не можешь ей
дать; а другая жертвует
тебе всем и ничего не требует. Что
тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
— Да? — тихо сказала Анна. — Ну, теперь
давай говорить о
тебе, — прибавила она, встряхивая головой, как будто хотела физически отогнать что-то лишнее и мешавшее ей. —
Давай говорить о твоих делах. Я получила твое письмо и вот приехала.
— Ну, чорт их дери, привилегированные классы, — прокашливаясь проговорил голос брата. — Маша! Добудь
ты нам поужинать и
дай вина, если осталось, а то пошли.
— Что, что
ты хочешь мне
дать почувствовать, что? — говорила Кити быстро. — То, что я была влюблена в человека, который меня знать не хотел, и что я умираю от любви к нему? И это мне говорит сестра, которая думает, что… что… что она соболезнует!.. Не хочу я этих сожалений и притворств!
— Позволь,
дай договорить мне. Я люблю
тебя. Но я говорю не о себе; главные лица тут — наш сын и
ты сама. Очень может быть, повторяю,
тебе покажутся совершенно напрасными и неуместными мои слова; может быть, они вызваны моим заблуждением. В таком случае я прошу
тебя извинить меня. Но если
ты сама чувствуешь, что есть хоть малейшие основания, то я
тебя прошу подумать и, если сердце
тебе говорит, высказать мне…
— Ну да, а ум высокий Рябинина может. И ни один купец не купит не считая, если ему не отдают даром, как
ты. Твой лес я знаю. Я каждый год там бываю на охоте, и твой лес стòит пятьсот рублей чистыми деньгами, а он
тебе дал двести в рассрочку. Значит,
ты ему подарил тысяч тридцать.
— Ну, полно! — сказал он. — Когда бывало, чтобы кто-нибудь что-нибудь продал и ему бы не сказали сейчас же после продажи: «это гораздо дороже стоит»? А покуда продают, никто не
дает… Нет, я вижу у
тебя есть зуб против этого несчастного Рябинина.
— Как же
ты послала сказать княжне, что мы не поедем? — хрипло прошептал ещё раз живописец ещё сердитее, очевидно раздражаясь ещё более тем, что голос изменяет ему и он не может
дать своей речи того выражения, какое бы хотел.
—
Дай мне carte blanche, выходи из полка, и я втяну
тебя незаметно.
― Скоро, скоро.
Ты говорил, что наше положение мучительно, что надо развязать его. Если бы
ты знал, как мне оно тяжело, что бы я
дала за то, чтобы свободно и смело любить
тебя! Я бы не мучалась и
тебя не мучала бы своею ревностью… И это будет скоро, но не так, как мы думаем.
— Ну как не грех не прислать сказать! Давно ли? А я вчера был у Дюссо и вижу на доске «Каренин», а мне и в голову не пришло, что это
ты! — говорил Степан Аркадьич, всовываясь с головой в окно кареты. А то я бы зашел. Как я рад
тебя видеть! — говорил он, похлопывая ногу об ногу, чтобы отряхнуть с них снег. — Как не грех не
дать знать! — повторил он.
— Так
дай я перевяжу
тебе.
— Приходи же скорее, — сказала она ему, уходя из кабинета, — а то без
тебя прочту письма. И
давай в четыре руки играть.
— Да… нет, — говорил Левин, путаясь в словах. — Как же
ты не
дал знать прежде, то есть во время еще моей свадьбы? Я наводил справки везде.
— О, в этом мы уверены, что
ты можешь не спать и другим не
давать, — сказала Долли мужу с тою чуть заметною иронией, с которою она теперь почти всегда относилась к своему мужу. — А по-моему, уж теперь пора…. Я пойду, я не ужинаю.
Смысл слов Кити теперь уже переводился Левиным так: «Не разлучай меня с ним. Что
ты уедешь — мне всё равно, но
дай мне насладиться обществом этого прелестного молодого человека».
— Положим, но труд в том смысле, что деятельность его
дает результат — дорогу. Но ведь
ты находишь, что дороги бесполезны.
Содержание было то самое, как он ожидал, но форма была неожиданная и особенно неприятная ему. «Ани очень больна, доктор говорит, что может быть воспаление. Я одна теряю голову. Княжна Варвара не помощница, а помеха. Я ждала
тебя третьего дня, вчера и теперь посылаю узнать, где
ты и что
ты? Я сама хотела ехать, но раздумала, зная, что это будет
тебе неприятно.
Дай ответ какой-нибудь, чтоб я знала, что делать».
— Нет, поезжай; там
дают эти новые вещи… Это
тебя так интересовало. Я бы непременно поехала.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и
давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Неточные совпадения
Осип. Постой, прежде
дай отдохнуть. Ах
ты, горемычное житье! На пустое брюхо всякая ноша кажется тяжела.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица!
Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я
тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот
тебе и сейчас! Вот
тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и
давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Хлестаков. Я с
тобою, дурак, не хочу рассуждать. (Наливает суп и ест.)Что это за суп?
Ты просто воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу,
дай мне другого.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне
дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!