Неточные совпадения
Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно
сидела с запиской в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.
У него
сидел известный профессор философии, приехавший из Харькова собственно затем, чтобы разъяснить недоразумение, возникшее между ними по весьма важному философскому вопросу.
Николай Щербацкий, двоюродный брат Кити, в коротенькой жакетке и узких панталонах,
сидел с коньками на ногах на скамейке и, увидав Левина, закричал ему...
Но Левин не мог
сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми шагами по клеточке-комнате, помигал глазами, чтобы не видно было слез, и тогда только сел опять за стол.
Когда Анна вошла в комнату, Долли
сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
Когда Степан Аркадьич ушел, она вернулась на диван, где
сидела окруженная детьми.
И между ними составилось что-то в роде игры, состоящей в том, чтобы как можно ближе
сидеть подле тети, дотрогиваться до нее, держать ее маленькую руку, целовать ее, играть с ее кольцом или хоть дотрогиваться до оборки ее платья.
— Ну, ну, как мы прежде
сидели, — сказала Анна Аркадьевна, садясь на свое место.
Вронский с Анной
сидели почти против нее.
Константин Левин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков,
сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
К утру Анна задремала,
сидя в кресле, и когда проснулась, то уже было бело, светло, и поезд подходил к Петербургу.
Он
сидел на своем кресле, то прямо устремив глаза вперед себя, то оглядывая входивших и выходивших, и если и прежде он поражал и волновал незнакомых ему людей своим видом непоколебимого спокойствия, то теперь он еще более казался горд и самодовлеющ.
Ровно в двенадцать, когда Анна еще
сидела за письменным столом, дописывая письмо к Долли, послышались ровные шаги в туфлях, и Алексей Александрович, вымытый и причесанный, с книгою под мышкой, подошел к ней.
Баронесса Шильтон, приятельница Петрицкого, блестя лиловым атласом платья и румяным белокурым личиком и, как канарейка, наполняя всю комнату своим парижским говором,
сидела пред круглым столом, варя кофе.
Петрицкий в пальто и ротмистр Камеровский в полной форме, вероятно со службы,
сидели вокруг нее.
Княгиня Мягкая
сидела посередине между обоими кружками и, прислушиваясь, принимала участие то в том, то в другом.
Вронский и Анна продолжали
сидеть у маленького стола.
Алексей Александрович ничего особенного и неприличного не нашел в том, что жена его
сидела с Вронским у особого стола и о чем-то оживленно разговаривала; но он заметил, что другим в гостиной это показалось чем-то особенным и неприличным, и потому это показалось неприличным и ему. Он решил, что нужно сказать об этом жене.
Но чем громче он говорил, тем ниже она опускала свою когда-то гордую, веселую, теперь же постыдную голову, и она вся сгибалась и падала с дивана, на котором
сидела, на пол, к его ногам; она упала бы на ковер, если б он не держал ее.
Оба работника
сидели на меже, вероятно раскуривая общую трубку.
В тележке
сидел туго налитой кровью и туго подпоясанный приказчик, служивший кучером Рябинину.
Он
сидел в расстегнутом над белым жилетом сюртуке, облокотившись обеими руками на стол и, ожидая заказанного бифстека, смотрел в книгу французского романа, лежавшую на тарелке.
«Плохо! — подумал Вронский, поднимая коляску. — И то грязно было, а теперь совсем болото будет».
Сидя в уединении закрытой коляски, он достал письмо матери и записку брата и прочел их.
На этот раз Сережи не было дома, и она была совершенно одна и
сидела на террасе, ожидая возвращения сына, ушедшего гулять и застигнутого дождем.
Она послала человека и девушку искать его и
сидела ожидая.
Одетая в белое с широким шитьем платье, она
сидела в углу террасы за цветами и не слыхала его.
Князь Кузовлев
сидел бледный на своей кровной, Грабовского завода, кобыле, и Англичанин вел ее под уздцы.
Когда Алексей Александрович появился на скачках, Анна уже
сидела в беседке рядом с Бетси, в той беседке, где собиралось всё высшее общество.
Под дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого белою скатертью и уставленного кофейниками, хлебом, маслом, сыром, холодною дичью стола,
сидела княгиня в наколке с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки.
На другом конце
сидел князь, плотно кушая и громко и весело разговаривая.
Варенька в шляпе и с зонтиком в руках
сидела у стола, рассматривая пружину, которую сломала Кити. Она подняла голову.
Но Константину Левину скучно было
сидеть и слушать его, особенно потому, что он знал, что без него возят навоз на неразлешенное поле и навалят Бог знает как, если не посмотреть; и резцы в плугах не завинтят, а поснимают и потом скажут, что плуги выдумка пустая и то ли дело соха Андревна, и т. п.
— Ну, барин, обедать! — сказал он решительно. И, дойдя до реки, косцы направились через ряды к кафтанам, у которых, дожидаясь их,
сидели дети, принесшие обеды. Мужики собрались — дальние под телеги, ближние — под ракитовый куст, на который накидали травы.
Старик давно не спал и
сидел, отбивая косы молодых ребят.
Наказанный
сидел в зале на угловом окне; подле него стояла Таня с тарелкой. Под видом желания обеда для кукол, она попросила у Англичанки позволения снести свою порцию пирога в детскую и вместо этого принесла ее брату. Продолжая плакать о несправедливости претерпенного им наказания, он ел принесенный пирог и сквозь рыдания приговаривал: «ешь сама, вместе будем есть… вместе».
После обеда Дарья Александровна,
сидя с ним одна на балконе, заговорила о Кити.
В карете дремала в углу старушка, а у окна, видимо только что проснувшись,
сидела молодая девушка, держась обеими руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода.
Аннушка вышла, но Анна не стала одеваться, а
сидела в том же положении, опустив голову и руки, и изредка содрогалась всем телом, желая как бы сделать какой-то жест, сказать что-то и опять замирая.
«Я объявила мужу», писала она и долго
сидела, не в силах будучи писать далее.
Она прошлась по зале и с решимостью направилась к нему. Когда она вошла в его кабинет, он в вице-мундире, очевидно готовый к отъезду,
сидел у маленького стола, на который облокотил руки, и уныло смотрел пред собой. Она увидала его прежде, чем он ее, и она поняла, что он думал о ней.
Он посылал сеноворошилку трясти сено, — ее ломали на первых рядах, потому что скучно было мужику
сидеть на козлах под махающими над ним крыльями.
Левин
сидел подле хозяйки у чайного стола и должен был вести разговор с нею и свояченицей, сидевшею против него.
Мучительно неловко ему было оттого, что против него
сидела свояченица в особенном, для него, как ему казалось, надетом платье, с особенным в виде трапеции вырезом на белой груди; этот четвероугольный вырез, несмотря на то, что грудь была очень белая, или особенно потому, что она была очень белая, лишал Левина свободы мысли.
— Я слышу очень интересный разговор, — прибавил он и подошел к другому концу стола, у которого
сидел хозяин с двумя помещиками.
Свияжский
сидел боком к столу, облокоченною рукой поворачивая чашку, другою собирая в кулак свою бороду и поднося ее к носу и опять выпуская, как бы нюхая.
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти новые, очень важные и интересные открытия. Несмотря на то, что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «Что там в нем
сидит? И почему, почему ему интересен раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «Ну так что же?» Но ничего не было. Было только интересно то, что «оказывалось» Но Свияжский не объяснил и не нашел нужным объяснять, почему это было ему интересно.
— Да нечего скучать, — сказала ему Агафья Михайловна. — Ну, что вы
сидите дома? Ехали бы на теплые воды, благо собрались.
Он
сидел на кровати в темноте, скорчившись и обняв свои колени и, сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягал мысль, тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, что действительно он забыл, просмотрел в жизни одно маленькое обстоятельство ― то, что придет смерть, и всё кончится, что ничего и не стоило начинать и что помочь этому никак нельзя. Да, это ужасно, но это так.
Они входили в дверь, разговаривая о погоде, когда Степан Аркадьич догнал их. В гостиной
сидели уже князь Александр Дмитриевич, тесть Облонского, молодой Щербацкой, Туровцын, Кити и Каренин.
Все
сидели, как поповны в гостях (как выражался старый князь), очевидно, в недоумении, зачем они сюда попали, выжимая слова, чтобы не молчать.