Неточные совпадения
— Вот какой столб был! До неба рукой доставал — и
вдруг рухнул! — воскликнул я в умилении, — я, впрочем, думаю, что провидение
не без умысла от времени до времени такие зрелища допускает!
Постояли, полюбовались, вспомнили, как у покойного всю жизнь живот болел, наконец, — махнули рукой и пошли по Лиговке. Долго ничего замечательного
не было, но
вдруг мои глаза ухитрились отыскать знакомый дом.
В конце концов я почти всегда оказываюсь в выигрыше, но это нимало
не сердит Глумова. Иногда мы даже оба от души хохочем, когда случается что-нибудь совсем уж необыкновенное: ренонс, например, или дама червей
вдруг покажется за короля. Но никогда еще игра наша
не была так весела, как в этот раз. Во-первых, Глумов вгорячах пролил на сукно стакан чаю; во-вторых, он, имея на руках три туза, получил маленький шлем! Давно мы так
не хохотали.
— Однако спесивы-таки вы, господа! и
не заглянете к старику! — начал было Алексей Степаныч и
вдруг остановился.
И, действительно, очень скоро после этого мы имели случай на практике убедиться, что Кшепшицюльский
не обманул нас. Шли мы однажды по улице, и
вдруг навстречу сам Иван Тимофеич идет. — Мы было, по врожденному инстинкту, хотели на другую сторону перебежать, но его благородие поманил нас пальцем, благосклонно приглашая
не робеть.
Мы в недоумении смотрели друг на друга. Что такое еще ожидает нас? какое еще новое «удовольствие» от нас потребуется?
Не дальше как минуту назад мы были веселы и беспечны — и
вдруг какая-то новая загадка спустилась на наше существование и угрожала ему катастрофою…
Я дрогнул.
Не то, чтобы я
вдруг получил вкус к ремеслу сыщика, но испытание, которое неминуемо повлек бы за собой отказ, было так томительно, что я невольно терялся. Притом же страсть Глумова к предположениям казалась мне просто неуместною. Конечно, в жизни все следует предусматривать и на все рассчитывать, но есть вещи до того непредвидимые, что, как хочешь их предусматривай, хоть всю жизнь об них думай, они и тогда
не утратят характера непредвидимости. Стало быть, об чем же тут толковать?
Я летел домой,
не чувствуя ног под собою, и как только вошел в квартиру, так сейчас же упал в объятия Глумова. Я рассказал ему все: и в каком я был ужасном положении, и как на помощь мне
вдруг явилось нечто неисповедимое…
Я с жаром принялся доказывать, что нельзя Балалайке десяти тысяч
не взять, что, в противном случае, он погибнуть должен, что десяти тысяч на полу
не поднимешь и что с десятью тысячами, при настоящем падении курсов на ценные бумаги… И
вдруг в самом разгаре моих доказательств меня словно обожгло.
— Вот уж пять лет, как жена моя везде ищет удовлетворения, — начал благородный отец и
вдруг остановился, как бы выжидая,
не нанесет ли ему Балалайкин какого-нибудь оскорбления.
— Но отчего ж
не теперь? — прервал Балалайкин,
вдруг проникшийся чувством великодушия, — по счастливой случайности, я сегодня совершенно свободен от хождения, а что касается до угощения, то, наверное, я удовлетворю вас несравненно лучше, нежели какой-нибудь"Пекин"!
Не успел я произнести эти слова… и
вдруг вспомнил! Да, это оно, оно самое! Помилуйте! ведь еще в школе меня и моих товарищей по классу сочинение заставляли писать на тему:"Вещий сон Рюрика"… о, господи!
Но этим мои злоключения
не ограничились. Вскоре после того на меня обратила внимание Матрена Ивановна. Я знал ее очень давно — она в свое время была соперницей Дарьи Семеновны по педагогической части — знал за женщину почтенную, удалившуюся от дел с хорошим капиталом и с твердым намерением открыть гласную кассу ссуд. И
вдруг, эта самая женщина начинает заговаривать… скажите, кто же своему благополучию
не рад!
Обвенчались, приезжаем из церкви домой, и
вдруг встречает нас…"молодой человек"! В халате, как был, одна щека выбрита, другая — в мыле; словом сказать, даже прибрать себя, подлец,
не захотел!
— То-то я вижу, как будто
не тово… Неведомо будто, с чего мы
вдруг эту материю затеяли…
Предложение это было сделано так искренно и, притом, с таким горячим участием, что Прудентов
не только
не обиделся, но, вместо ответа, простер к Глумову обе руки, вооруженные проектом устава. И мы
вдруг, совершенно незаметно, начали с этой минуты говорить друг другу"ты".
— Глумов! да ты вспомни только! Идет человек по улице, и
вдруг — фюить! Ужели это
не трагедия?
Прудентов на минуту задумался, но потом
вдруг зашевелил носом и стал к чему-то принюхиваться. А так как именно в этой самой комнате хранились последние мои выкупные свидетельства, то я
не на шутку испугался и поспешил переменить разговор.
Правда, он выполнял эту задачу
не вполне правильно: то замедлял темп, то топтался на одном месте, то
вдруг впадал в бешенство и как ураган мчался по зале; но Фаинушку даже неправильности его приводили в восхищение.
— Ах, что вы! я ведь
не к тому… —
вдруг застыдился он. — Отчего же
не посмотреть — посмотрите!
Но тут случилось нечто диковинное.
Не успела молодуха порядком объясниться, как
вдруг, словно гром, среди нас упала фраза...
Мы удивленно переглянулись, но оказалось, что никто из нас этой фразы
не произносил. В то же время мы почувствовали какое-то дуновение, как у спиритов на сеансах. И
вдруг мимо нас шмыгнуло гороховое пальто и сейчас же растаяло в воздухе.
— И трение в расчете было… Что трение?
Не от трения это, а так… Иной раз словно порадует, а потом
вдруг… закапризничает, заупрямится — и шабаш! Кабы колесо из настоящего матерьялу было сделано, а то так, обрезки кое-какие… Недостатки наши…
Сидит неделю, сидит другую; вреда
не делает, а только
не понимает. И обыватели тоже
не понимают. Тут-то бы им и отдышаться, покуда он без вреда запершись сидел, а они вместо того испугались. Да нельзя было и
не испугаться. До тех пор все вред был, и все от него пользы с часу на час ждали; но только что было польза наклевываться стала, как
вдруг все кругом стихло: ни вреда, ни пользы. И чего от этой тишины ждать — неизвестно. Ну, и оторопели. Бросили работы, попрятались в норы, азбуку позабыли, сидят и ждут.
Смотрит — и
не верит глазам своим! Давно ли в этом самом городе"мерзавцы"на всех перекрестках программы выкрикивали, а"людишки"в норах хоронились — и
вдруг теперь все наоборот! Людишки, без задержки, по улицам ходят, а"мерзавцы"в норах попрятались!
Фельетон этот произвел очень разнообразное впечатление. Меняло совсем ничего
не понял; Фаинушка поняла только то место, которое относилось до двух двугривенных («ах, бедненький!»). Очищенный, в качестве вольнонаемного редактора «Красы Демидрона», соображал: пройдет или
не пройдет? Я — скорее склонен был похвалить, хотя казалось несколько странным, с чего
вдруг вздумалось «нашему собственному корреспонденту» заговорить о «негодяе». Что же касается Глумова, то он положительно
не одобрил.
Бывают такие случаи. Придешь совсем в постороннее место, встретишь совсем посторонних людей, ничего
не ждешь,
не подозреваешь, и
вдруг в ушах раздаются какие-то звуки, напоминающие, что где-то варится какая-то каша, в расхлебании которой ты рано или поздно, но несомненно должен будешь принять участие…
— Как же это так… один пьет, другой —
не пьет, а
вдруг непьющий за пьющего плати!
Говорят также, будто она кругом в долгу — пастуху задолжала! за пастушину два года
не платит! — с ужасом восклицают соседние помещицы, которые, в ожидании сумы, на обухе рожь молотят, — но она
не платит,
не платит, и
вдруг как-то обернется да всем и заплатит.
Нам эти бедняки показались заслуживающими полного снисхождения. Они имели хороший аппетит и некоторое время рассчитывали на удовлетворение оного, как
вдруг, совсем неожиданно, в практике кашинского окружного суда установился прецедент: никаких дел
не судить, а собираться лишь для чтения законов…
Но то-то вот и есть, что все это утопия. Иван Иваныч говорит:
не заблуждайся! Семен Иваныч скажет:
не воруй! а Петр Иваныч:
не прелюбодействуй! Кого тут слушать! Этак все-то начнут говорить — и конца-краю разговорам
не будет! И
вдруг выскочит из-за угла Держиморда и крикнет: это еще что за пропаганды такие!
Я на нем вымещу, я его…"Но
вдруг в голове его промелькнула изумительная мысль:"А что, ежели Мошка возьмет да скажет: довольно вы у меня, Лазарь Давыдыч, в гостях пожили! хочу я теперича, чтоб вы уехали обратно в Ошмяны?!"При этом предположении Лазарь
не только присел, но и глаза зажмурил.
Ночью опять являлся во сне Глумову Стыд."И даже сказал что-то, но вот хоть убей —
не упомню!" — рассказывал мне Глумов. Да и со мной что-то было: моментально я почувствовал, что меня
вдруг как бы обожгло. Очевидно, это было предостережение.
— Слушаю я тебя, голубчик, — сказал он, — да только диву даюсь. Так ты говоришь, так говоришь, что другому, кажется, и слов-то таких ни в жизнь
не подобрать… Точно ты из тьмы кромешной выбежал, и
вдруг тебя ослепило… И с тех пор ты ни устоять, ни усидеть
не можешь…
Опять водворилось молчание.
Вдруг один из весьегонцев начал ожесточенно чесать себе поясницу, и на лице его так ясно выступила мысль о персидском порошке, что я невольно подумал: вот-вот сейчас пойдет речь о Персии. Однако ж он только покраснел и промолчал: должно быть, посовестился, а может быть, и чесаться больше уж
не требовалось.
Пользуясь этою передышкой, я сел на дальнюю лавку и задремал. Сначала видел во сне"долину Кашемира", потом — "розу Гюллистана", потом — "груди твои, как два белых козленка", потом — приехал будто бы я в Весьегонск и
не знаю, куда оттуда бежать, в Устюжну или в Череповец… И
вдруг меня кольнуло. Открываю глаза, смотрю… Стыд!!
Не бичующий и даже
не укоряющий, а только как бы недоумевающий. Но одного этого"недоумения"было достаточно, чтоб мне сделалось невыносимо жутко.
— Нельзя. По крайней мере, я
не уйду, да и тебя
не пущу. Помилуй, ведь это все равно, что десять лет школьные тетрадки зубрить, да
вдруг перед самым выпускным экзаменом бежать! Нельзя это. Я хочу по всем предметам пять с крестом получить: и двоеженство устрою, и подлог совершу, и жида окрещу. И тогда уверенными стопами пойду в квартал и скажу: господа будочники! Надеюсь, что теперь даже прозорливейший из вас никаких политических неблагонадежностей за мной
не увидит!
Думал-думал, и
вдруг его словно свет озарил."Рассуждение" — вот причина! Начал он припоминать разные случаи, и чем больше припоминал, тем больше убеждался, что хоть и много он навредил, но до настоящего вреда, до такого, который бы всех сразу прищемил, все-таки дойти
не мог. А
не мог потому, что этому препятствовало"рассуждение". Сколько раз бывало: разбежится он, размахнется, закричит"разнесу!" — ан
вдруг"рассуждение": какой же ты, братец, осел! Он и спасует. А кабы
не было у него"рассуждения", он бы…
Тогда он решился. Вышел из ворот и пошел прямиком. Шел, шел и наконец пришел в большой город, в котором главное начальство резиденцию имело. Смотрит — и глазам
не верит! Давно ли в этом самом городе"мерзавцы"на всех перекрестках программы выкрикивали, а"людишки"в норах хоронились — и
вдруг теперь все наоборот сделалось! Людишки свободно по улицам ходят, а"мерзавцы"спрятались… Что за причина такая?