Неточные совпадения
Я было приложил уж
руку к сердцу, чтоб отвечать, что всего довольно и ни
в чем никакой надобности не ощущается: вот только посквернословить разве… Но, к счастию, Иван Тимофеич сделал знак
рукой, что моя речь впереди, а покамест он желает говорить
один.
Приходит
в третьем часу ночи
один человек (и прежде он у меня на замечании был) — «вяжите, говорит, меня, я образ правленья переменить хочу!» Ну, натурально, сейчас ему, рабу божьему,
руки к лопаткам, черкнули куда следует: так, мол, и так, злоумышленник проявился…
Я машинально протянул
руку и подавил пуговку электрического звонка. Раздался какой-то унылый, дребезжащий звон, совсем не тот веселый, победный, светлый, который раздавался здесь когда-то.
Один из лжесвидетелей, о которых упоминалось
в справке, добытой из 2-й Адмиралтейской части, отпер нам дверь и сказал, что нам придется подождать, потому что господин Балалайкин занят
в эту минуту с клиентами.
— Ежели протекцию имеете — ничего. С протекцией, я вам доложу,
в 1836 году,
один молодой человек
в женскую купальню вплыл — и тут сошло с
рук! Только извиняться на другой день к дамам ездил.
— Да почесть что
одним засвидетельствованием
рук и пробавляемся. Прежде, бывало, выйдешь на улицу — куда ни обернешься, везде источники видишь, а нынче у нас
в ведении только сколка льду на улицах да бунты остались, прочее же все по разным ведомствам разбрелось. А я, между прочим, твердо
в своем сердце положил: какова пора ни мера, а во всяком случае десять тысяч накопить и на родину вернуться. Теперь судите сами: скоро ли по копейкам экую уйму денег сколотишь?
У закусочного стола нас встретил Редедя, но не сразу допустил до водки, а сначала сам посмаковал понемногу от каждого сорта (при этом он
один глаз зажмуривал, а другим стрелял
в пространство, точно провидел вдали бог весть какие перспективы) и, наконец, остановившись на зорной, сделал капельмейстерский жест
руками...
Всем известная приветливость и любезное обращение г. Балалайкина (кто из клиентов уходил от него без папиросы?)
в значительной степени скрашивали его телесные недостатки; что же касается до невесты, то красотою своею она напоминала знойную дочь юга, испанку. Дайте ей
в руки кастаньеты — и вот вам качуча! И зной и холод, и страстность и гордое равнодушие, и движение и покой — все здесь соединилось
в одном гармоническом целом, и образовало нечто загадочное, отвратительно-пленительное…
— Кто с него стребует, с выжиги экого. Он нынче всем у нас орудует, и полицу, с исправником вместе, под нозе себе покорил. Чуть кто супротивное слово скажет — сейчас: сицилист!
Одним этим словом всех кругом окружил. Весь торг
в свои
руки забрал, не дает никому вздыху, да и шабаш!
Одною рукою жертвует, а другою —
в карманах у обывателей шарит, причем, конечно, и"баланец"соблюдает.
— Ну да, мы; именно мы,"средние"люди. Сообрази, сколько мы испытали тревог
в течение
одного дня! Во-первых, во все лопатки бежали тридцать верст; во-вторых, нас могли съесть волки, мы
в яму могли попасть,
в болоте загрузнуть; в-третьих, не успели мы обсушиться, как опять этот омерзительный вопрос: пачпорты есть? А вот ужо погоди: свяжут нам
руки назад и поведут на веревочке
в Корчеву… И ради чего? что мы сделали?
У десятских
в руках были веревки; но нам не связали
рук (как это сделали бы, например,
в Орловской или Курской губерниях), а только предупредили, что,
в случае попытки к бегству хотя
одного из нас, правила об употреблении шиворота будут немедленно выполнены над всеми.
— На кого ты
руку поднял? — неожиданно напустился он на меня, широко разевая рот,
в котором уже не было ни
одного зуба и который вследствие этого был скорее похож на зияющую темную впадину, чем на рот.
Всю остальную дорогу мы шли уже с связанными
руками, так как население, по мере приближения к городу, становилось гуще, и урядник, ввиду народного возбуждения, не смел уже допустить никаких послаблений. Везде на нас стекались смотреть; везде при нашем появлении кричали: сицилистов ведут! а
в одной деревне даже хотели нас судить народным судом, то есть утопить
в пруде…
Правда, что он уж был сыт по горло и даже сам нередко мечтал пуститься
в более широкое плавание, но оставалась еще
одна какая-то невырубленная пустошонка, и он чувствовал смертельную тоску при
одной мысли, что она выскользнет у него из
рук.
Лонгрен выслушал девочку, не перебивая, без улыбки, и, когда она кончила, воображение быстро нарисовало ему неизвестного старика с ароматической водкой
в одной руке и игрушкой в другой. Он отвернулся, но, вспомнив, что в великих случаях детской жизни подобает быть человеку серьезным и удивленным, торжественно закивал головой, приговаривая:
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И
руки дрожат, и все помутилось.
Скотинин. Смотри ж, не отпирайся, чтоб я
в сердцах с
одного разу не вышиб из тебя духу. Тут уж
руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю. Смотри, не клепли ж и на себя, чтоб напрасных побой не принять.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло
одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под
рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и
в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить
в нем несбыточных мечтаний.
Сначала он распоряжался довольно деятельно и даже пустил
в дерущихся порядочную струю воды; но когда увидел Домашку, действовавшую
в одной рубахе впереди всех с вилами
в руках, то"злопыхательное"сердце его до такой степени воспламенилось, что он мгновенно забыл и о силе данной им присяги, и о цели своего прибытия.