Неточные совпадения
— Русские
вы, а по-русски не понимаете! чудные
вы, господа! Погодить — ну, приноровиться, что ли, уметь вовремя помолчать, позабыть кой об чем, думать не об том, об чем обыкновенно думается, заниматься не тем, чем обыкновенно занимаетесь… Например: гуляйте больше, в еду ударьтесь, папироски набивайте, письма к родным пишите, а вечером — в табельку или в сибирку засядьте. Вот это и
будет значить «погодить».
Ни один свидетель на вопрос: где
вы в таком-то часу
были? — не ответит просто:
был там-то, но непременно всю свою душу при этом изольет.
Начнет с родителей, потом переберет всех знакомых, которых фамилии попадутся ему на язык, потом об себе отзовется, что он человек несчастный, и, наконец, уже на повторительный вопрос: где
вы были? — решится ответить:
был там-то, но непременно присовокупит: виделся вот с тем-то, да еще с тем-то, и сговаривались мы сделать то-то.
— Однако спесивы-таки
вы, господа! и не заглянете к старику! — начал
было Алексей Степаныч и вдруг остановился.
— Ах, братцы, братцы! какие
вы образованные
были!
— Ну,
будьте здоровы, друзья! Понял я
вас теперь, даже очень хорошо понял!
— Право, иной раз думаешь-думаешь: ну, чего? И то переберешь, и другое припомнишь — все у нас
есть! Ну,
вы — умные люди! сами теперь по себе знаете! Жили
вы прежде… что говорить, нехорошо жили! буйно! Одно слово — мерзко жили! Ну, и
вам, разумеется, не потакали, потому что кто же за нехорошую жизнь похвалит! А теперь вот исправились, живете смирно, мило, благородно, — спрошу
вас, потревожил ли
вас кто-нибудь? А? что? так ли я говорю?
— Опьянение опьянением, а
есть и другое кой-что. Зависть. Видит он, что другие тихо да благородно живут, — вот его и берут завидки! Сам он благородно не может жить — ну, и смущает всех! А с нас, между прочим, спрашивают! Почему да как, да отчего своевременно распоряжения не
было сделано? Вот хоть бы с
вами —
вы думаете, мало я из-за
вас хлопот принял?
— И даже очень могли. Теперь, разумеется, дело прошлое — вижу я! даже очень хорошо вижу ваше твердое намерение! — а было-таки времечко,
было! Ах, да и хитрые же
вы, господа! право, хитрые!
— Теперь — о прошлом и речи нет! все забыто! Пардон — общий (говоря это, Иван Тимофеич даже руки простер наподобие того как делывал когда-то в «Ernani» Грациани, произнося знаменитое «perdono tutti!» [прощаю всех!])! Теперь
вы все равно что вновь родились — вот какой на
вас теперь взгляд! А впрочем, заболтался я с
вами, друзья! Прощайте, и
будьте без сумненья! Коли я сказал: пардон! значит, можете смело надеяться!
— Благодарю
вас, я сейчас
ел. Да и
вы, конечно, заняты… дело какое-нибудь имеете до меня?
— Да, да… довольно-таки
вы поревновали… понимаю я
вас! Ну, так вот что, мой друг! приступимте прямо к делу! Мне же и недосуг: в Эртелевом лед скалывают, так присмотреть нужно… сенатор, голубчик, там живет! нехорошо, как замечание сделает! Ну-с, так изволите видеть…
Есть у меня тут приятель один… такой друг! такой друг!
— Так вот,
есть у меня приятель… словом сказать, Парамонов купец… И
есть у него…
Вы как насчет фиктивного брака?.. одобряете? — вдруг выпалил он мне в упор.
Я не скажу, чтоб Балалайкин
был немыт, или нечесан, или являл признаки внешних повреждений, но бывают такие физиономии, которые — как ни умывай, ни холь, а все кажется, что настоящее их место не тут, где
вы их видите, а в доме терпимости.
— Ну, а
вы как… какого вознаграждения желали бы? — спросил он и с горькой усмешкой прибавил, — для
вас, может
быть, и двухсот тысяч мало
будет?
Призовите его, обласкайте, скажите несколько прочувствованных слов — и
вы увидите, что он сейчас же съедет на десять тысяч, а может
быть, и на две!
— Это ничего; вот и
вы не знаете, да говорите же"хорошо". Неизвестность, знаете… она на воображение действует! У греков-язычников даже капище особенное
было с надписью:"неизвестному богу"… Потребность, значит, такая в человеке
есть! А впрочем, я и по-русски могу...
—
Вам кажется, господин? Но скажите по совести: может ли
быть человек сыт и пьян, получая в день одну порцию селянки, составленной из веществ загадочных и трудноваримых, и две рюмки водки, которые буфетчик с намерением не долиивает до краев?
— Благодарю
вас, господин. Маловато, но я не притеснителен… Итак, я сластолюбив и потому имею вкус к лакомствам вообще и к девочкам в особенности.
Есть у них, знаете…
— Друзья! не растравляйте старых, но не заживших еще ран! — обратился он к нам совершенно растроганный, — дочь, о которой
вы говорите, дочь, которая
была украшением балов Марцинкевича, — ее уже нет!
— Такова воля провидения, которое невидимо утучняет меня, дабы хотя отчасти вознаградить за претерпеваемые страдания. Ибо, спрашиваю я
вас по совести, какое может
быть страдание горше этого: жить в постоянном соприкосновении с гласною кассою ссуд и в то же время получать не более двадцати пяти рублей в месяц, уплачивая из них же около двадцати на свое иждивение?
— Осмелюсь
вам доложить, — предложил Очищенный, —
есть у меня на примете девица одна, которая в отъезд согласна… ах, хороша девица!
— Прекрасно-с,
будем иметь в виду. Однако, признаюсь
вам, и без того отбою мне от этих невест нет. Каждое утро весь Фонарный переулок так и ломится в дверь. Даже молодые люди приходят — право! звонок за звонком.
— Que voulez-vous, mon cher! [Что
вы хотите, дорогой мой!] Эти ханы… нет в мире существ неблагодарнее их! Впрочем, он мне еще пару шакалов прислал, да черта ли в них! Позабавился несколько дней, поездил на них по Невскому, да и отдал Росту в зоологический сад. Главное дело, завывают как-то — ну, и кучера искусали. И представьте себе, кроме бифштексов, ничего не
едят, канальи! И непременно, чтоб из кухмистерской Завитаева — извольте-ка отсюда на Пески три раза в день посылать!
Вы знаете, ведь я,
было, в политике попался… как же! да!
— Нет, зазевались. Помилуйте! броненосцев пропускает, а наша лодка… представьте себе, ореховая скорлупа — вот какая у нас
была лодка! И вдобавок поминутно открывается течь! А впрочем, я тогда воспользовался, поездил-таки по Европе! В Женеве
был — часы купил, а потом проехал в Париж — такую, я
вам скажу, коллекцию фотографических карточек приобрел — пальчики оближете!
— На днях ваше желание
будет выполнено. А вот эти фиги мне Эюб-паша презентовал… Теперь, впрочем, не следовало бы об этом говорить — война! — ну, да ведь
вы меня не выдадите! Да
вы попробуйте-ка! аромат-то какой!
— Всего я испытал! и на золотых приисках
был; такие, я
вам скажу, самородки находил, что за один мне разом пять лет каторги сбавили. Теперь он в горном институте, в музее, лежит.
Помилуй, братец, — говорит, — ведь во всех учебниках
будет записано: вот какие дела через Рюрика пошли! школяры во всех учебных заведениях
будут долбить: обещался-де Рюрик по закону грабить, а вон что вышло!"–"А наплевать! пускай их долбят! — настаивал благонамеренный человек Гадюк, —
вы, ваше сиятельство, только бразды покрепче держите, и
будьте уверены; что через тысячу лет на этом самом месте…
Я не
буду говорить о том, которое из этих двух сказаний более лестно для моего самолюбия: и то и другое не помешали мне сделаться вольнонаемным редактором"Красы Демидрона". Да и не затем я повел речь о предках, чтобы хвастаться перед
вами, — у каждого из
вас самих, наверное, сзади, по крайней мере, по Редеде сидит, а только затем, чтобы наглядно показать, к каким полезным и в то же время неожиданным результатам могут приводить достоверные исследования о родопроисхождении Гадюков.
Итак, подлог обнаружился, и я должен
был оставить государственную службу навсегда. Не
будь этого — кто знает, какая перспектива ожидала меня в будущем! Ломоносов
был простой рыбак, а умер статским советником! Но так как судьба не допустила меня до высших должностей, то я решился сделаться тапером. В этом звании я узнал мою Мальхен, я узнал
вас, господа, и это одно услаждает горечь моих воспоминаний. Вот в этом самом зале, на том самом месте, где ныне стоит рояль господина Балалайкина…"
Это
было самое счастливое время моей жизни, потому что у Мальхен оказалось накопленных сто рублей, да, кроме того, Дарья Семеновна подарила ей две серебряные ложки. Нашлись и другие добрые люди: некоторые из гостей — а в этом числе и
вы, господин Глумов! — сложились и купили мне готовую пару платья. Мы не роскошествовали, но жили в таком согласии, что через месяц после свадьбы у нас родилась дочь.
Однако ж вскоре случилось событие, которое омрачило наше счастье: скончалась добрая Дарья Семеновна.
Вы, конечно, помните, господа, какое потрясающее действие произвела эта безвременная утрата на всех"гостей", но для меня она
была вдвойне чувствительна. Я разом потерял и друга, и единственную доходную статью. Однако провидение и на этот раз помогло мне.
— Да, это он, — ответил Очищенный, — и он всегда так поступает. Сначала предложит себя в руководители, потом обыграет по маленькой, и под конец — предаст! Ах, господа, господа! мало
вас, должно
быть, учили; не знаете
вы, как осторожно следует в таких делах поступать!
Доложу
вам, однажды при мне в бане такой случай
был.
И вот сижу я однажды в"Эльдорадо", в сторонке,
пью пиво, а между прочим и материал для предбудущего нумера газеты сбираю — смотрю, присаживается она ко мне. Так и так, говорит, гласную кассу ссуд открыть желаю — одобрите
вы меня? — Коли капитал, говорю, имеете, так с богом! — Капитал, говорит, я имею, только вот у мировых придется разговор вести, а я, как женщина, ничего чередом рассказать не могу! — Так для этого
вам, сударыня, необходимо мужчину иметь! — Да, говорит, мужчину!
— Позвольте
вам доложить, — резонно рассудил он, — в чем же тут грех состоит? Радоваться — ведь это, кажется, не воспрещено? И ежели бы, например, в то время, когда я,
будучи тапером, занимался внутренней политикой…
— Теоретически,
вы приблизительно правы, — возразил мне Балалайкин, — двоеженство, действительно,
есть не что иное, как особый вид подлога; однако ж наше законодательство отличает…
— Позвольте
вам доложить, — вступился Очищенный, —
есть у нас при редакции человек один, с малолетства сочинение"о Полярном клопе"пишет, а публиковать не осмеливается…
— Позвольте
вам доложить, — вступился Прудентов, — что в нашем случае ваша манера едва ли пригодна
будет.
— А для вида — и совсем нехорошо выйдет. Помилуйте, какой тут может
быть вид! На днях у нас обыватель один с теплых вод вернулся, так сказывал: так там чисто живут, так чисто, что плюнуть боишься: совестно! А у нас разве так возможно? У нас, сударь, доложу
вам, на этот счет полный простор должен
быть дан!
— Позвольте
вам доложить, — возразил Прудентов, — зачем нам история? Где, в каких историях мы полезных для себя указаний искать
будем? Ежели теперича взять римскую или греческую историю, так у нас ключ от тогдашней благопристойности потерян, и подлинно ли
была там благопристойность — ничего мы этого не знаем. Судя же по тому, что в учебниках об тогдашних временах повествуется, так все эти греки да римляне больше безначалием, нежели благопристойностью занимались.
— Голубчик! да ведь не всем же… Ведь мы с
вами… происходим же мы от кого-нибудь! В России-то семьдесят миллионов жителей считается, и у всех
были отцы… Уцелели же, стало
быть, они!
— А потому что потому-с. Начальство — вот в чем причина! Сенек-то много-с, так коли ежели каждый для себя особливой шапки потребует… А у нас на этот счет так принято: для сокращения переписки всем чтобы одна мера
была! Вот мы и пригоняем-с. И правильно это, доложу
вам, потому что народ — он глуп-с.
— И все-таки извините меня, а я этого понять не могу! — не унимался Глумов, — как же это так? ни истории, ни современных законодательств, ни народных обычаев — так-таки ничего? Стало
быть, что
вам придет в голову, то
вы и пишете?
К. стыду отечества совершить очень легко, — сказал он к славе же совершить, напротив того, столь затруднительно, что многие даже из сил выбиваются, и все-таки успеха не достигают. Когда я в Проломновской губернии жил, то
был там один начальствующий — так он всегда все к стыду совершал. Даже посторонние дивились; спросят, бывало: зачем это
вы, вашество, все к стыду да к стыду? А он: не могу, говорит: рад бы радостью к славе что-нибудь совершить, а выходит к стыду!
—
Был у меня, доложу
вам, знакомый действительный статский советник, который к Дарье Семеновне по утрам хаживал, так он мне рассказывал, почему он именно утром, а не вечером ходит. Утром, говорит, я встал, умылся…
— Нет, не одобряю, потому что такого закона нет. А на тот предмет, чтобы без ущерба для ближнего экономию всякий в своей жизни наблюдал, — такой закон
есть. А затем я
вам и еще доложу: даже иностранное вино, ежели оно ворованное, очень недорого купить можно.
— Водки своим чередом, а вот еще что: Иван Тимофеич самолично к
вам будет. Он теперь к Парамонову уехал, а оттуда — к
вам. Насчет церемониалу свадебного условиться. Мы и за Балалайкиным пожарного послали, чтоб через час беспременно здесь
был!
— Помилуйте! — жаловался он, — ничего толком рассказать не умеют, заставляют надевать белые перчатки, скакать сломя голову… Да
вы знаете ли, что я одной клиентке в консультации должен
был отказать, чтоб не опоздать к
вам… Кто мне за убытки заплатит?