Неточные совпадения
Сверх того, я слышал поблизости шорох, который производила
матушка, продолжая рыться в учебных программах, и — при одной мысли, что вот-вот она сейчас нагрянет и увидит мои проказы, у меня душа
уходила в пятки.
С тем староста и
ушел.
Матушка, впрочем, несколько раз порывалась велеть заложить лошадей, чтоб съездить к сестрицам; но в конце концов махнула рукой и успокоилась.
Известие это смягчило
матушку.
Ушел молотить — стало быть, не хочет даром хлеб есть, — мелькнуло у нее в голове. И вслед за тем велела истопить в нижнем этаже комнату, поставить кровать, стол и табуретку и устроить там Федоса. Кушанье
матушка решила посылать ему с барского стола.
На этом разговор кончился.
Матушка легла спать в горнице, а меня
услала в коляску, где я крепко проспал до утра, несмотря на острый запах конского помета и на то, что в самую полночь, гремя бубенцами, во двор с грохотом въехал целый извозчичий обоз.
По словам
матушки, которая часто говорила: «Вот
уйду к Троице, выстрою себе домичек» и т. д., — монастырь и окружающий его посад представлялись мне местом успокоения, куда не проникают ни нужда, ни болезнь, ни скорбь, где человек, освобожденный от житейских забот, сосредоточивается — разумеется, в хорошеньком домике, выкрашенном в светло-серую краску и весело смотрящем на улицу своими тремя окнами, — исключительно в самом себе, в сознании блаженного безмятежия…
В ожидании всенощной мы успели перебывать везде: и в церквушках, где всем мощам поклонились (причем
матушка,
уходя, клала на тарелку самую мелкую монету и спешила скорее отретироваться), и в просвирной, где накупили просвир и сделали на исподней корке последних именные заздравные надписи, и на валу (так назывался бульвар, окружавший монастырскую стену).
Устраивается вист; партию дедушки составляют: Марья Андреевна, брат Степан и
матушка, которая, впрочем, очень часто
уходит, оставляя вместо себя Гришу или меня.
Когда
матушка на короткое время приезжала в Москву, то останавливалась на постоялом дворе у Сухаревой, и тогда Стрелков только и делал, что приходил к ней или
уходил от нее.
Савастьяновна
уходит; следом за ней является Мутовкина. Она гораздо представительнее своей предшественницы; одета в платье из настоящего терно, на голове тюлевый чепчик с желтыми шелковыми лентами, на плечах новый драдедамовый платок. Памятуя старинную связь, Мутовкина не церемонится с
матушкой и говорит ей «ты».
Матушка бледнеет, но перемогает себя. Того гляди, гости нагрянут — и она боится, что дочка назло ей
уйдет в свою комнату. Хотя она и сама не чужда «светских разговоров», но все-таки дочь и по-французски умеет, и манерцы у нее настоящие — хоть перед кем угодно не ударит лицом в грязь.
Матушка ничего не понимает. Губы у нее дрожат, она хочет встать и
уйти, и не может. Клещевинов между тем уже стоит в дверях.
С этими словами она выбежала из девичьей и нажаловалась
матушке. Произошел целый погром.
Матушка требовала, чтоб Аннушку немедленно
услали в Уголок, и даже грозилась отправить туда же самих тетенек-сестриц. Но благодаря вмешательству отца дело кончилось криком и угрозами. Он тоже не похвалил Аннушку, но ограничился тем, что поставил ее в столовой во время обеда на колени. Сверх того, целый месяц ее «за наказание» не пускали в девичью и носили пищу наверх.
Теперь он явился из третьего побега. Через час после объяснения с
матушкой, на вопрос ее, куда девался Сатир, доложили, что он в свою каморку
ушел.
Наговорившись досыта и проектировавши завтрашний рабочий день (всегда надвое: на случай вёдра и на случай дождя),
матушка приказывала подать Федоту рюмку водки и спокойная
уходила в свою комнату.
Она внимательно выслушивает вечерний доклад Архипа и старается ввести его в круг своих хозяйственных взглядов. Но Архип непривычен и робеет перед барыней. К несчастию,
матушка окончательно утратила всякое чувство самообладания и не может сдерживать себя. Начавши с молчаливого выслушивания, она переходит в поучения, а из поучений в крик. Ошеломленный этим криком, Архип уже не просто робеет, но дрожит. Вследствие этого вопросы остаются неразрешенными, и новый староста
уходит, оставленный на произвол судьбе.
Архип уныло
уходит;
матушка опять звонит.
—
Уйдите все! — крикнула
матушка, — пусть остаются только Лукерья (Федотова жена) да Афанасий.
Неточные совпадения
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною //
Ушли подружки в бор, // В полях трудятся пахари, // В лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы в печь — // Идет родная
матушка, // Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи, силу запасай!
На парней я не вешалась, // Наянов обрывала я, // А тихому шепну: // «Я личиком разгарчива, // А
матушка догадлива, // Не тронь!
уйди!..» —
уйдет…
Громко кликала я
матушку. // Отзывались ветры буйные, // Откликались горы дальние, // А родная не пришла! // День денна моя печальница, // В ночь — ночная богомолица! // Никогда тебя, желанная, // Не увижу я теперь! // Ты
ушла в бесповоротную, // Незнакомую дороженьку, // Куда ветер не доносится, // Не дорыскивает зверь…
Случилось дело дивное: // Пастух
ушел; Федотушка // При стаде был один. // «Сижу я, — так рассказывал // Сынок мой, — на пригорочке, // Откуда ни возьмись — // Волчица преогромная // И хвать овечку Марьину! // Пустился я за ней, // Кричу, кнутищем хлопаю, // Свищу, Валетку уськаю… // Я бегать молодец, // Да где бы окаянную // Нагнать, кабы не щенная: // У ней сосцы волочились, // Кровавым следом,
матушка. // За нею я гнался!
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая
уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть,
матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.