Неточные совпадения
Что касается до нас, то мы знакомились с природою случайно и урывками — только во время переездов на долгих в Москву или из одного имения в другое. Остальное время все кругом нас было темно и безмолвно. Ни о
какой охоте никто и понятия не имел, даже ружья, кажется, в целом доме не было.
Раза два-три в год матушка позволяла себе нечто вроде partie de plaisir [пикник (фр.).] и отправлялась всей семьей в лес по грибы или в соседнюю деревню, где был большой пруд, и происходила ловля карасей.
На этот
раз дел оказывается достаточно, так
как имеются в виду «оказии» и в Москву, и в одну из вотчин.
Маневр этот повторяется несколько
раз сряду, пока Васька,
как бы из опасения, чтоб птица в самом деле не издохла, не решается перекусить ей горло.
— Ах, да ведь я и лба-то сегодня не перекрестила… ах, грех
какой! Ну, на этот
раз Бог простит! Сашка! подтычь одеяло-то… плотнее… вот так!
И вот теперь, когда со всех сторон меня обступило старчество, я вспоминаю детские годы, и сердце мое невольно сжимается всякий
раз,
как я вижу детей.
Не
раз она решалась «обкормить» мужа, но,
как и все злонравные люди, трусила последствий такого поступка. Ведь у всех ее жизнь была на виду, и, разумеется, в случае внезапной смерти Савельцева, подозрения прежде всего пали бы на нее.
Поэтому мне не
раз случалось слышать,
как матушка, едва вставши с постели, уже спрашивала Агашу...
—
Как вам угодно, только я на первый
раз порешил у вас основаться.
— У нас, на селе, одна женщина есть, тоже все на тоску жалуется. А в церкви,
как только «иже херувимы» или причастный стих запоют, сейчас выкликать начнет. Что с ней ни делали: и попа отчитывать призывали, и староста сколько
раз стегал — она все свое. И представьте,
как начнет выкликать, живот у нее вот
как раздует. Гора горой.
В начале шестого подают чай, и ежели время вёдреное, то дедушка пьет его на балконе. Гостиная выходит на запад, и старик любит понежиться на солнышке. Но в сад он, сколько мне помнится, ни
разу не сходил и даже в экипаже не прогуливался. Вообще сидел сиднем,
как и в Москве.
— Такая-то зима, на моих памятях, только
раз и была:
как француз на Москве кутил да мутил.
— Не далее
как на прошлой неделе он вечерок давал. Были только свои… Потанцевали, потом сервировали ужин… Кстати: объясните, отчего Соловкина только через
раз дает ужинать?
— Но отчего же вы не обратились ко мне? я бы давно с величайшей готовностью… Помилуйте! я сам сколько
раз слышал,
как князь [Подразумевается князь Дмитрий Владимирович Голицын, тогдашний московский главнокомандующий.] говорил: всякий дворянин может войти в мой дом,
как в свой собственный…
— А однажды вот
какое истинное происшествие со мной было. Зазвал меня один купец вместе купаться, да и заставил нырять. Вцепился в меня посередь реки, взял за волосы, да и пригибает.
Раз окунул, другой, третий… у меня даже зеленые круги в глазах пошли… Спасибо, однако, синюю бумажку потом выкинул!
Более с отцом не считают нужным объясняться. Впрочем, он, по-видимому, только для проформы спросил, а в сущности, его лишь в слабой степени интересует происходящее. Он
раз навсегда сказал себе, что в доме царствует невежество и что этого порядка вещей никакие силы небесные изменить не могут, и потому заботится лишь о том, чтоб домашняя сутолока
как можно менее затрогивала его лично.
Сряду три дня матушка ездит с сестрицей по вечерам, и всякий
раз «он» тут
как тут. Самоуверенный, наглый. Бурные сцены сделались
как бы обязательными и разыгрываются, начинаясь в возке и кончаясь дома. Но ни угрозы, ни убеждения — ничто не действует на «взбеленившуюся Надёху». Она точно с цепи сорвалась.
«Христос-то батюшка, — говорит, — что сказал? ежели тебя в ланиту ударят, — подставь другую!» Не вытерпел я, вошел да
как гаркну: вот я тебя
разом, шельмец, по обеим ланитам вздую, чтоб ты уже и не подставлял!..
Нечто подобное сейчас рассказанному случаю, впрочем, задолго до него, произошло с Аннушкой и в другой
раз, а именно, когда вышел первый ограничительный, для помещичьей власти, указ, воспрещавший продавать крепостных людей иначе,
как в составе целых семейств.
— А разве черт ее за рога тянул за крепостного выходить! Нет, нет, нет! По-моему, ежели за крепостного замуж пошла, так должна понимать, что и сама крепостною сделалась. И хоть бы
раз она догадалась! хоть бы
раз пришла: позвольте, мол, барыня, мне господскую работу поработать! У меня тоже ведь разум есть; понимаю,
какую ей можно работу дать, а
какую нельзя. Молотить бы не заставила!
Отец называл эту систему системой прекращения рода человеческого и на первых порах противился ей; но матушка, однажды приняв решение, проводила его до конца, и возражения старика мужа на этот
раз,
как и всегда, остались без последствий.
Но уже когда она в первый
раз сделалась матерью, веселость с нее
как рукой сняло, а теперь, когда ее во второй
раз грех попутал, она с первой же минуты,
как убедилась, что беды не миновать, совсем упала духом.
Сатир уже три
раза был в бегах. Походит года два-три, насбирает денег на церковное строение и воротится. Он и балахон себе сшил такой, чтоб на сборщика походить, и книжку с воззванием к христолюбивым жертвователям завел, а пелену на книжку тетеньки-сестрицы ему сшили. А так
как в нашей церкви колокол был мал и плох, то доставляемый им сбор присовокуплялся к общей сумме пожертвований на покупку нового колокола.
С наступлением весны он опять исчез. На этот
раз хотя уж не удивлялись, но без тревоги не обошлось. Родилось опасение,
как бы его в качестве беспаспортного в Сибирь не угнали; чего доброго, таким родом он и совсем для «господ» пропадет.
Словом сказать, уж на что была туга на деньги матушка, но и она не могла устоять против льстивых речей Струнникова, и хоть изредка, но ссужала-таки его небольшими суммами. Разумеется, всякий
раз после подобной выдачи следовало раскаяние и клятвы никогда вперед не попадать впросак; но это не помогало делу, и то, что уж однажды попадало в карман добрейшего Федора Васильича, исчезало там,
как в бездонной пропасти.
В половине декабря состоялось губернское собрание, которое на этот
раз было особенно людно. Даже наш уезд, на что был ленив, и тот почти поголовно поднялся, не исключая и матушки, которая, несмотря на слабеющие силы, отправилась в губернский город, чтобы хоть с хор послушать,
как будут «судить» дворян. Она все еще надеялась, что господа дворяне очнутся, что начальство прозреет и что «злодейство» пройдет мимо.
Предводитель медленно, с расстановкой, прочитал бумагу, в которой присутствующие приглашались к принесению очень важной жертвы и высказывалась надежда, что они и на этот
раз,
как всегда, явят похвальный пример единодушия и содействия.
Ах, жизнь, жизнь! все равно
как платье. Все цело да цело, и вдруг где-нибудь лопнет. Хорошо еще, ежели лопнет по шву — зачинить легко; а ежели по целому месту — пиши пропало!
Как ни чини, ни заштопывай, а оно все дальше да дальше врозь ползет. И заплатки порядочной поставить нельзя: нитка не держит. Господи, да неужто уж Бог так немилостив, во второй
раз такое же испытанье пошлет! Он ли не старается! он ли не выбивается из сил!
Старики Бурмакины хвалили Милочку. Они отзывались об ней
как о девушке тихой, уживчивой, которая несколько лет сряду была почти членом их семьи, и никогда никакой неприятности они от нее не видали. Правда, что она
как будто простовата, — ну, да это пройдет. Выйдет замуж за хорошего человека и
разом очнется.
Да, она развилась. Все данные ей природой способности раскрылись вполне, и ничего другого ждать было нечего. Но
как быстро все объяснилось!
как жестока судьба, которая
разом сняла покровы с его дорогих заблуждений, не давши ему даже возможности вдоволь налюбоваться ими! Ему и укрыться некуда. Везде, в самом отдаленном уголку дома, его настигнет нахальный смех панов Туровского, Бандуровского и Мазуровского.
— Во сто
раз хуже…
какая ваша болезнь!
Утро проходит тоскливо. К счастью, Марья Андреевна на этот
раз снисходительна и беспрестанно выходит из классной посмотреть,
как бы, укладывая, не смяли ее «матерчатого» платья, которое у нее всего одно и бережется для выездов. Мы отвечаем уроки машинально, заглядывая в окно и прислушиваясь к шуму, который производят сборы.