Неточные совпадения
Мое дело такое, что все в уезде да в уезде, а муж —
день в кабаке, ночь — либо в канаве, либо на съезжей.
Между прочим, и по
моему поводу, на вопрос матушки, что у нее родится, сын или дочь, он запел петухом и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его спросили, скоро ли совершатся роды, то он начал черпать ложечкой мед —
дело было за чаем, который он пил с медом, потому что сахар скоромный — и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его и случилось: как раз на седьмой
день маменька распросталась», — рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.
— Хорошо тебе, старый хрен, говорить: у тебя одно
дело, а я целый
день и туда и сюда! Нет, сил
моих нет! Брошу все и уеду в Хотьков, Богу молиться!
Считаю, впрочем, не лишним оговориться. Болтать по-французски и по-немецки я выучился довольно рано, около старших братьев и сестер, и, помнится, гувернантки, в
дни именин и рождений родителей, заставляли меня говорить поздравительные стихи; одни из этих стихов и теперь сохранились в
моей памяти. Вот они...
Теперь, при одном воспоминании о том, что проскакивало в этот знаменательный
день в
мой желудок, мне становится не по себе.
— Ах, родные
мои! ах, благодетели! вспомнила-таки про старуху, сударушка! — дребезжащим голосом приветствовала она нас, протягивая руки, чтобы обнять матушку, — чай, на полпути в Заболотье… все-таки дешевле, чем на постоялом кормиться… Слышала, сударушка, слышала! Купила ты коко с соком… Ну, да и молодец же ты! Лёгко ли
дело, сама-одна какое
дело сварганила! Милости просим в горницы! Спасибо, сударка, что хоть ненароком да вспомнила.
— Это он, видно,
моего «покойничка» видел! — И затем, обращаясь ко мне, прибавила: — А тебе,
мой друг, не следовало не в свое
дело вмешиваться. В чужой монастырь с своим уставом не ходят. Девчонка провинилась, и я ее наказала. Она
моя, и я что хочу, то с ней и делаю. Так-то.
— Пожалуйте, пожалуйте, — говорил он, — тетенька еще давеча словно чуяли: «Вот, мол, кабы братец Василий Порфирьич обо
дне ангела
моего вспомнил!»
— Никак, Анна Павловна! Милости просим, сударыня! Ты-то здорова ли, а
мое какое здоровье! знобит всего, на печке лежу. Похожу-похожу по двору, на улицу загляну и опять на печь лягу. А я тебя словно чуял, и
дело до тебя есть. В Москву, что ли, собрались?
Я мог бы привести еще несколько примерных
дней — приезд гостей, званые обеды, балы и т. д., — но полагаю, что изложенного выше вполне достаточно, чтобы обрисовать
моего героя.
— Увольте, господа! — взывал он, — устал, мочи
моей нет! Шутка сказать, осьмое трехлетие в предводителях служу! Не гожусь я для нынешних кляузных
дел. Все жил благородно, и вдруг теперь клуязничать начну!
Года через четыре после струнниковского погрома мне случилось прожить несколько
дней в Швейцарии на берегу Женевского озера. По временам мы целой компанией делали экскурсии по окрестностям и однажды посетили небольшой городок Эвиан, стоящий на французском берегу. Войдя в сад гостиницы, мы, по обыкновению, были встречены целой толпой гарсонов, и беспредельно было
мое удивление, когда, всмотревшись пристально в гарсона, шедшего впереди всех, я узнал в нем… Струнникова.
— Вот я сам за
дело возьмусь, за всех за вас наблюдать начну! — пригрозил он, — и первого же «тявкушу», какого встречу —
мой ли он, чужой ли, — сейчас на конюшню драть. Скажите на милость, во все горло чепуху по всему уезду городят, а они, хранители-то наши, сидят спустя рукава да посвистывают!
— Было уже со мной это — неужто не помнишь? Строго-настрого запретила я в ту пору, чтоб и не пахло в доме вином. Только пришло
мое время, я кричу: вина! — а мне не дают. Так я из окна ночью выпрыгнула, убежала к Троице, да целый
день там в одной рубашке и чуделесила, покуда меня не связали да домой не привезли. Нет, видно, мне с тем и умереть. Того гляди, сбегу опять ночью да где-нибудь либо в реке утоплюсь, либо в канаве закоченею.
— В завещании-то старый пакостник так детей
поделил: такой-то крестьянский двор — сыну
моему Захару Урванцову первому,а такой-то сыну
моему Захару Урванцову второму.
За несколько
дней до праздника весь малиновецкий дом приходил в волнение.
Мыли полы, обметали стены, чистили медные приборы на дверях и окнах, переменяли шторы и проч. Потоки грязи лились по комнатам и коридорам; целые вороха паутины и жирных оскребков выносились на девичье крыльцо. В воздухе носился запах прокислых помоев. Словом сказать, вся нечистота, какая таилась под спудом в течение девяти месяцев (с последнего Светлого праздника, когда происходила такая же чистка), выступала наружу.
Дай оглянусь. Простите ж, сени, // Где
дни мои текли в глуши, // Исполнены страстей и лени // И снов задумчивой души. // А ты, младое вдохновенье, // Волнуй мое воображенье, // Дремоту сердца оживляй, // В мой угол чаще прилетай, // Не дай остыть душе поэта, // Ожесточиться, очерстветь // И наконец окаменеть // В мертвящем упоенье света, // В сем омуте, где с вами я // Купаюсь, милые друзья!
Неточные совпадения
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.
Добчинский.
Дело очень тонкого свойства-с: старший-то сын
мой, изволите видеть, рожден мною еще до брака.
Городничий. Ах, боже
мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни слова поговорить о
деле. Ну что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Да я-то знаю — годится или не годится; это
мое дело, мошенник такой!
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать
моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».