"Действительно, — думал он, — пахать — это… Но все-таки Анпетов соврал. Пахать я, конечно, не могу, но, в сущности, это и
не мое дело. Мое дело — руководить, вдохнуть душу, а всё остальное…"
— Приказывать —
не мое дело. Я могу принять меры — и больше ничего. Всему злу корень — учитель Воскресенский, насчет которого я уже распорядился… Ах, Николай Николаич! Неужели вы думаете, что мне самому не жаль этой заблуждающейся молодой девицы? Поверьте мне, иногда сидишь вот в этом самом кресле и думаешь: за что только гибнут наши молодые силы?
Неточные совпадения
— Сентябрь уж на дворе, а у нее хлеб еще в поле… понимаешь ли ты это? Приходится, однако же, мириться и
не с такими безобразиями, но зато… Ах, душа
моя! у нас и без того
дела до зарезу, — печально продолжает он, —
не надо затруднять наш путь преждевременными сетованиями! Хоть вы-то, видящие нас в самом сердце
дела, пожалейте нас! Успокойся же! всё в свое время придет, и когда наступит момент, мы
не пропустим его. Когда-нибудь мы с тобою переговорим об этом серьезно, а теперь… скажи, куда ты отсюда?
Теория,
мой друг, окраску человеку дает, клеймо кладет на его деятельность — ну, и смотри на
дело с точки зрения этой окраски, только
не выставляй ее.
— Я в нем уверен, — говорил старик Люберцев, — в нем наша, люберцевская кровь. Батюшка у меня умер на службе, я — на службе умру, и он пойдет по нашим следам. Старайся,
мой друг, воздерживаться от теорий, а паче всего от поэзии… ну ее! Держись фактов — это в нашем
деле главное. А пуще всего пекись об здоровье. Береги себя, друг
мой,
не искушайся! Ведь ты здоров?
— Кажется, в этом виде можно? — рассуждает сам с собой Ахбедный и, чтобы
не дать сомнениям овладеть им, звонит и передает статью для отсылки в типографию. На другой
день статья появляется, урезанная, умягченная, обезличенная, но все еще с душком. Ахбедный, прогуливаясь по улице, думает:"Что-то скажет про
мои урезки корреспондент?"Но встречающиеся на пути знакомцы отвлекают его мысли от корреспондента.
—
Мой муж больной, — повторяет дама, — а меня ни за что
не хотел к вам пускать. Вот я ему и говорю:"Сам ты
не можешь ехать, меня
не пускаешь — кто же, душенька, по нашему
делу будет хлопотать?"
Жил я, впрочем,
не сплошь, а в течение двух лет, покуда длилось
мое дело, то уезжал, то возвращался.
Я
не кичился
моими преимуществами,
не пользовался ими в ущерб
моим доверителям,
не был назойлив, с полною готовностью являлся посредником там, где чувствовалась в том нужда, входил в положение тех, которые обращались ко мне, отстаивал интересы сословия вообще и интересы достойных членов этого сословия в частности, — вот
мое дело!
«Вопросы о ее чувствах, о том, что делалось и может делаться в ее душе, это
не мое дело, это дело ее совести и подлежит религии», сказал он себе, чувствуя облегчение при сознании, что найден тот пункт узаконений, которому подлежало возникшее обстоятельство.
— Афанасий Васильевич! вновь скажу вам — это другое. В первом случае я вижу, что я все-таки делаю. Говорю вам, что я готов пойти в монастырь и самые тяжкие, какие на меня ни наложат, труды и подвиги я буду исполнять там. Я уверен, что
не мое дело рассуждать, что взыщется <с тех>, которые заставили меня делать; там я повинуюсь и знаю, что Богу повинуюсь.
Неточные совпадения
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.
Городничий. Ах, боже
мой, вы всё с своими глупыми расспросами!
не дадите ни слова поговорить о
деле. Ну что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Да я-то знаю — годится или
не годится; это
мое дело, мошенник такой!
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего
не знаешь и
не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак
не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна,
не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать
моим чувствам,
не то я смертью окончу жизнь свою».
Унтер-офицерша. По ошибке, отец
мой! Бабы-то наши задрались на рынке, а полиция
не подоспела, да и схвати меня. Да так отрапортовали: два
дни сидеть
не могла.