В самых глупостях, которые говорил Nicolas Веревкин с совершенно серьезным лицом, было что-то особенное: скажи то же самое другой, — было бы смешно и глупо, а у Nicolas Веревкина все
сходило с рук за чистую монету.
Огарев сам свез деньги в казармы, и это
сошло с рук. Но молодые люди вздумали поблагодарить из Оренбурга товарищей и, пользуясь случаем, что какой-то чиновник ехал в Москву, попросили его взять письмо, которое доверить почте боялись. Чиновник не преминул воспользоваться таким редким случаем для засвидетельствования всей ярости своих верноподданнических чувств и представил письмо жандармскому окружному генералу в Москве.
Неточные совпадения
При первом столкновении
с этой действительностью человек не может вытерпеть боли, которою она поражает его; он стонет, простирает
руки, жалуется, клянет, но в то же время еще надеется, что злодейство, быть может,
пройдет мимо.
На этот призыв выходит из толпы парень и
с разбега бросается в пламя.
Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в
руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка
с испуга убежала на огород…
Степан Аркадьич
с тем несколько торжественным лицом,
с которым он садился в председательское кресло в своем присутствии, вошел в кабинет Алексея Александровича. Алексей Александрович, заложив
руки за спину,
ходил по комнате и думал о том же, о чем Степан Аркадьич говорил
с его женою.
Левин же между тем в панталонах, но без жилета и фрака
ходил взад и вперед по своему нумеру, беспрестанно высовываясь в дверь и оглядывая коридор. Но в коридоре не видно было того, кого он ожидал, и он,
с отчаянием возвращаясь и взмахивая
руками, относился к спокойно курившему Степану Аркадьичу.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в силах итти дальше,
сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял
с потной головы шляпу и лег, облокотившись на
руку, на сочную, лопушистую лесную траву.