Женщина, то есть дама, — я об дамах говорю — так и
прет на вас прямо, даже не замечая вас, точно вы уж так непременно и обязаны отскочить и уступить дорогу.
— Землицы! Посмотрел бы ты на землицу мою. Ни
прута на ней нету. Посадил было весной капустки, так и то дорожный мастер приехал. «Это, говорит, что такое? Почему без доношения? Почему без разрешения? Выкопать, чтоб и духу ее не было». Пьяный был. В другой раз ничего бы не сказал, а тут втемяшилось… «Три рубля штрафу!..»
Неточные совпадения
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении».
На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо есть, не мечите бисера пред свиниями, да не
попрут его ногами».
Кити называла ему те знакомые и незнакомые лица, которые они встречали. У самого входа в сад они встретили слепую М-mе Berthe с проводницей, и князь порадовался
на умиленное выражение старой Француженки, когда она услыхала голос Кити. Она тотчас с французским излишеством любезности заговорила с ним, хваля его зa то, что у него такая прекрасная дочь, и в глаза превознося до небес Кити и называя ее сокровищем,
перлом и ангелом-утешителем.
В ту же минуту дернуло меня, сознаюсь, посмотреть
на пустую корзину, и так мне вошло в глаза, будто из
прутьев поползли почки; лопнули эти почки, брызнуло по корзине листом и пропало.
— Правильно, правильно, — торопливо сказал человек в каракулевой фуражке. — А то — вывалились
на улицу да еще в Кремль
прут, а там — царские короны, регалии и вообще сокровища…
С неба, покрытого рваной овчиной облаков, нерешительно и ненадолго выглядывало солнце, кисейные тряпочки теней развешивались
на голых
прутьях кустарника,
на серых ветках ольхи, ползли по влажной земле.